|
Международная конференция
«Глобальная энергетическая безопасность:
новая повестка дня»
В.И. Салыгин. Уважаемые участники конференции, уважаемые гости! Позвольте мне, открывая наше заседание, прежде всего, приветствовать вас от имени университета МГИМО и Международного института энергетической политики и дипломатии, которые являются одними из организаторов и Международного энергетического форума, и Международной конференции «Глобальная энергетическая безопасность: новая повестка дня». В этом зале собрались высокие официальные лица, имеющие непосредственное отношение к формированию и осуществлению российской и мировой энергетической политики, решению проблем глобальной энергетической безопасности. Это руководители крупных международных организаций. В процессе выступления мы представим всех присутствующих здесь докладчиков и выступающих. Это руководители федеральных ведомств и крупнейших российских и зарубежных энергетических компаний, ведущие эксперты в области мировой политики и энергетической дипломатии.
Предваряя выступления уважаемых докладчиков, я хотел бы сказать несколько слов о важности тех проблем, которые собрали нас сегодня в этом зале.
На повестку дня сегодняшней Международной конференции вынесены проблемы, значение которых с каждым годом возрастает. Это, прежде всего, обеспечение глобальной энергетической безопасности в XXI веке, это вопросы модернизации топливно-энергетического комплекса, проблемы обеспечения физической безопасности мировой энергетической инфраструктуры и морских коммуникаций. Особое внимание в вопросах обеспечения глобальной энергетической безопасности, я думаю, что сегодня мы уделим в рамках выступлений и дискуссии перспективам совершенствования международной правовой базы; и будут выступать руководители структур правового обеспечения, это вопросы, связанные с динамикой развития глобальных энергетических рынков.
Очевидно, что стихийные бедствия в Японии – это землетрясения и цунами, авария на атомной электростанции Фукусима-1 – все эти события оказали существенное влияние на текущее развитие мировой энергетики и общемировую ситуацию на энергетических рынках. В результате аварии на атомной электростанции неизбежно будут ужесточаться требования по безопасности на всех атомных электростанциях. В этой связи многие страны, не только европейские, пересматривают приоритеты внешней энергетической политики. Поэтому тема энергетической безопасности является одной из ключевых для предстоящих встреч глав государств ведущих стран и Восьмёрки, и Двадцатки. В ближайшее время ожидается решение об ужесточении требований безопасности во всех странах, где функционируют или строятся атомные электростанции.
События на Ближнем Востоке, и прежде всего военные действия в Ливии – всё это ещё раз заставило нас по-новому взглянуть на решение проблем обеспечения глобальной энергетической безопасности, вопросы, связанные с энергетической политикой, энергетической дипломатией и вопросами поставки энергоресурсов на мировые энергетические рынки. Говоря о решении этих вопросов, мы не можем не понимать того, что события, о которых я сказал, создают новые вызовы, которые напрямую связаны с развитием мировой энергетики.
Учитывая общемировые задачи по преодолению последствий стихийных катастроф и необходимости обеспечения энергетической безопасности, ещё бóльшую значимость приобретают вопросы международного энергетического сотрудничества, применения инновационных технологий, вопросы обеспечения физической безопасности инфраструктуры, морских коммуникаций. Понимая это, сегодня для нас чрезвычайно важно провести серьёзный анализ тех проблем, которые сегодня имеются в области международного энергетического сотрудничества, поставки энергоресурсов на мировые энергетические рынки. И именно поэтому наша конференция собрала высоких официальных лиц, руководителей государственных ведомств, руководителей крупнейших российских и зарубежных нефтегазовых и энергетических компаний.
Напомню, что в соответствии с программой конференции в рамках первой и второй сессии нам предстоит обсудить перспективы совершенствования международной правовой базы энергетического сотрудничества, будет уделено особое внимание новым тенденциям в энергетической сфере и динамике развития глобальных энергетических рынков.
Модератором двух первых сессий является Константин Иосифович Косачёв, председатель Комитета по международным делам Государственной Думы Федерального Собрания.
В ходе третьей сессии, которая, мы предполагаем, продлится до 15 часов, мы обсудим актуальные вопросы модернизации топливно-энергетического комплекса, внедрение инновационных технологий, крупнейшие трубопроводные проекты по доставке российских углеводородов и их роль в обеспечении региональной энергетической безопасности, а также проблемы обеспечения физической безопасности мировой энергетической инфраструктуры и морских коммуникаций.
Полагаю, что итоги Международной конференции позволят нам сформировать общие подходы, общие мнения по вопросам развития глобальных энергетических рынков и обеспечению энергетической безопасности. Я убеждён, что сегодняшняя дискуссия, сегодняшние выступления будут содействовать выработке новых действенных механизмов развития энергетической политики России, формированию энергетической стратегии ведущих российских компаний и их, условно, стратегии на международных энергетических рынках с учётом тех событий, которые произошли в Японии и странах Ближнего Востока.
Выступая сегодня перед такой представительной аудиторией, хотелось бы воспользоваться уникальной возможностью и сказать несколько слов о Международном институте энергетической политики и дипломатии университета МГИМО, который активно участвует в решении проблем глобальной энергетической безопасности, в вопросах международного энергетического сотрудничества.
В этом году будет отмечаться десятилетний юбилей нашего института. Среди наиболее успешных научных и образовательных проектов мне хотелось бы отметить реализацию совместных магистерских программ, которые мы проводим с ведущими университетами Европы. Это российско-итальянская, российско-германская, российско-норвежские программы. Наши партнёры – это университет Луиджи Боккони в Милане, в Италии; это Лейпцигский университет, старейший в Европе, который в прошлом году отметил шестисотлетие; это Высшая школа бизнеса в Норвегии. Но самое важное, что это не только образовательные проекты, но это подготовка специалистов для крупнейших международных энергетических проектов. Если российско-итальянская магистерская программа, то это газопровод, «Южный поток»; российско-германская – это североевропейский газопровод; и российско-норвежская программа – это подготовка специалистов для освоения крупнейшего Штокмановского месторождения.
Мне хотелось пожелать всем участникам конференции плодотворной работы, и с удовольствием передаю слово председателю Комитета по международным делам Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации Константину Иосифовичу Косачёву.
К.И. Косачёв. Большое спасибо, уважаемый Валерий Иванович, уважаемые коллеги. Естественно, для меня это и честь, и удовольствие – председательствовать сегодня на первых секциях нашего форума, нашей сегодняшней конференции.
Я нахожусь здесь по двум причинам: во-первых, имею честь, повторю ещё раз, быть сопредседателем организационного комитета всего форума «ТЭК России в XXI веке», делаю это уже не первый год, считаю, что тема энергетики, тема энергетической безопасности – это один из главных элементов стратегии развития нашей страны на годы и десятилетия вперёд; и, во-вторых, мне доставляет особое удовольствие участвовать в одной из секций форума именно в стенах университета, МГИМО, и я рад тому, что университет и Институт энергетической политики и дипломатии уже многие годы являются интегрированной частью форума и одной из самых энергичных, творческих и креативных площадок для соответствующих дискуссий. Я, естественно, всем нам желаю и в этом году такой же созидательной и креативной работы, направленной на дальнейшие успехи в XXI веке.
Открывая эту секцию (а мы будем говорить сейчас о перспективах совершенствования международной правовой базы энергетического сотрудничества и о новых тенденциях в этой области), я с удовольствием предоставляю слово первому докладчику. У меня в инструкциях написано, что докладчики должны ориентироваться на регламент в 10 минут. Передаю слово первому докладчику – Павел Валерьевич Одеров, начальник Департамента внешнеэкономической деятельности «Газпрома». Тема: «Энергетическая безопасность России».
П.В. Одеров. С удовольствием расскажу. Постараюсь в первую очередь продемонстрировать взгляд «Газпрома» на энергетическую безопасность, причём как с точки зрения мировых рынков, так и с точки зрения России как крупнейшего поставщика энергоресурсов.
В первую очередь, почему вы видим за газом ключевую роль в обеспечении мировой энергетической безопасности? В принципе, с нашей точки зрения, достаточно очевидно с точки зрения экологии наличие запасов природного газа. Природный газ – это абсолютно уникальное ископаемое топливо, которое соответствует всем критериям, которые предъявляются в современном обществе к энергоресурсам с точки зрения, как выбросов, так и мобильности и наличия запасов, как я уже говорил.
Мы считаем, что если XX век был веком нефти, то XXI век – это совершенно объективно век природного газа, причём вне зависимости от источников его добычи или производства. Несмотря на то, что в последнее время, особенно после мирового экономического кризиса, мы видели некоторое снижение объёмов потребления природного газа, и в ряде групп государств в Европейском Союзе, в частности, зачастую высказывались сомнения относительно роли природного газа в мировом энергетическом балансе в будущем, последние события, с нашей точки зрения, однозначно указывают на то, что роль природного газа будет не только сохраняться, но и укрепляться.
Пара слов про наш ключевой рынок. Наш ключевой рынок – это, конечно, Европа, это основной экспортный рынок, основной источник экспортной выручки. И, в принципе, консенсус-прогноз по потреблению природного газа на этом рынке совершенно однозначно говорит о том, что в Европе спрос на импортируемый природный газ будет постоянно расти. Это связано в первую очередь с тем, что снижается внутренняя добыча, и, конечно, с тем, что по мере развития экономики Европы, по мере реализации экологических программ стратегии, которые направлены на снижение выбросов СО2, роль природного газа в Европе будет расти.
Цифр на самом деле много. Наверно, есть смысл сказать, что, по ряду прогнозов, как мы, по крайней мере, видим консенсус-прогноз, к 2020 году потребность в импортном газе может достигнуть 380 млрд. м3. Но учитывая, что сегодня мы поставляем в эти страны порядка 150 млрд., можно представить, какой потенциал увеличения поставок. А к 2030 г. эта цифра может достигнуть уже 440 млрд. м3 при потреблении почти 650 млрд.
Надо сказать, что для уверенности, как наших потребителей, так и поставщиков, мы уже законтрактовали до 2035 г. порядка 3-х триллионов м3, это совершенно колоссальная цифра, это то, что у нас есть в качестве ресурсов и, соответственно, на что могут рассчитывать наши потребители.
Но здесь как раз возникает проблема энергетической безопасности. Не буду останавливаться на всех инцидентах, прецедентах и проблемах, с которыми мы сталкивались в последнее время. Конечно, ключевые – это так называемый украинский кризис января 2009 г., некоторые проблемы во взаимоотношениях между нами и Белоруссией летом прошлого года, и самое последнее событие – это то, что сейчас происходит в Ливии, и, соответственно, прекращение поставок природного газа из Ливии в Италию, что случилось 22 февраля по газопроводу Green Stream. Совершенно очевидно, что в текущих условиях обеспечение безопасности потребителей приобретает особое значение.
Здесь я хотел бы сказать ещё одну вещь. Зачастую недооценивается фактор зависимости России от экспортных рынков. Когда говорят об энергобезопасности (особенно это происходит в Европе), очень часто говорят про высокую зависимость потребителей или стран Евросоюза от Российской Федерации и Газпрома как поставщика энергоресурсов. Я хочу сказать, что это абсолютно обоюдная проблема: точно так же бюджет Российской Федерации и выручка «Газпрома» зависят от наших потребителей, от возможности бесперебойно и эффективно поставлять газ на рынок.
Как мы видим, с нашей стороны, со стороны «Газпрома», решение проблемы повышения энергетической безопасности – в первую очередь это диверсификация газотранспортных маршрутов. Сегодня основной фокус, естественно, на ключевой европейский рынок. Работа по диверсификации маршрутов началась ещё в конце прошлого века, уже можно так говорить, со строительства газопровода «Голубой поток». Основные показатели и характеристики этого газопровода приведены на слайде. Это 16 млрд. м3 производительность. Реализован проект строительства в 2002 г., в конце 2002 г. трубопровод запустили в эксплуатацию. Это трубопровод, который пересекает акваторию Чёрного моря из Российской Федерации в Турцию. Газопровод уже показал очень хорошие результаты. Надо сказать, что он реализован совместно с компанией Eni. Показал уже себя в качестве инструмента обеспечения энергетической безопасности, в частности во время украинского кризиса, когда прекращение поставок в Турцию из России по западному маршруту было частично компенсировано через увеличение поставок газа по «Голубому потоку». И надо сказать, что для Турции, одного из ключевых потребителей российского газа, этот газопровод играет совершенно определённую, существенную роль, потому что не секрет, что в Турции регулярно происходят проблемы с поставками газа из Ирана, и в тех случаях, когда Иран прекращает или существенно сокращает поставки на турецкий рынок, мы всегда откликаемся и через «Голубой поток» поставляем больше природного газа.
Ключевой проект, который реализуется сейчас – это, безусловно, «Северный поток». Это более чем 1200 км через Балтийское море, выходит он в Германию, в городке Грайфсвальд. Газопровод сейчас находится в стадии строительства. По состоянию на сегодня я не могу сказать точную цифру, но положили более 1000 км трубы по первой нитке. Общая мощность будет 55 млрд. м3. В этом году мы запустим первую (это произойдёт осенью), вторая – будет закончено строительство и введена в эксплуатацию в следующем году. Проект реализуется консорциумом из ряда компаний совместно с «Газпромом», это: «Газпром», крупнейшие немецкие компании E.ON Ruhrgas, Wintershall (дочернее общество компании Basf), французская компания GDF Suez, которая вошла в проект в прошлом году, и голландская компания Gasunie. На территории Германии газопровод будет соединяться с двумя газотранспортными системами, которые тоже сейчас находятся в стадии строительства – это Opal и Nel. Одна соединит Грайфсвальд с ПХГ на территории Германии, другая – с германско-чешской границей. Этот газопровод обеспечит не только повышение стабильности поставок газа через использование нового газотранспортного маршрута, но и новой поставки газа. То есть там законтрактован своего рода микс, то есть старый газ, который переносится с украинских маршрутов, и новый газ.
Ключевой проект, реализация которого начинается – это проект «Южный поток». В двух словах об этом проекте. Это 63 млрд. м3 морская часть. Он пройдёт через акваторию Чёрного моря, выйдет – базовый вариант в Болгарии, рассматривается вариант выхода этого газопровода на территории Румынии. И дальше вот сейчас мы выбираем финальный маршрут, есть три опции, так или иначе они все заканчиваются в Италии. Одна опция – это через Болгарию, дальше Сербию, Венгрию, в Австрию. Другая опция – через Болгарию, Сербию, Венгрию, Словению сразу в Италию. И ещё рассматривается «подвариант» – это через Грецию и, соответственно, дальше на юг Италии. Проект реализуется в настоящее время в соответствии с графиком. У нас большой круг партнёров. Очень часто в Европе подвергается сомнению его панъевропейский статус, что странно, учитывая количество государств и компаний участниц этого проекта. На суше, соответственно, это крупнейшие основные национальные газовые компании на территории стран, через которые проходит газопровод. И особое внимание, конечно, уделяется морскому участку. Здесь мы выступаем в партнёрстве с итальянской компанией Eni. В текущем году мы завершим вхождение в этот проект французской компании Électricité de France. И совсем недавно большая победа и признание проекта крупнейшим европейскими государством Германией ознаменовалась вхождением в консорциум компании Wintershall, дочерней компании Basf. В конце 2014 г., в декабре, по этому газопроводу пройдёт первый газ, в 2018 г. он выйдет на полную проектную мощность.
Основные шаги, о которых мне хочется сказать, это такие вехи в реализации проекта: сводное ТЭО этого проекта у нас находится в стадии завершения, летом этого года мы представим его результаты, выберем окончательный результат маршрута, объявим капитальные затраты в этот проект (которые нас не очень удивляют, не такие уж они высокие по сравнению с подобными проектами) и приступим к следующей стадии – подготовке FEED и более активной реализации проекта.
Что мы получаем в результате? На самом деле слайд очень демонстративный, он показывает, что сегодня у нас, как у экспортёра, имеется проблема перекоса мощностей в сторону украинского маршрута. Как я уже говорил, это проблема не только для «Газпрома», как для поставщика и России как поставщика энергоресурсов, но и для наших потребителей. После реализации этого проекта уже можно говорить, с 2016 по 2018 г. совершенно очевидно, что наша возможность транспортировать углеводороды будет абсолютно диверсифицирована и выровнена по различным коридорам. При этом для «Газпрома» и Российской Федерации вопрос повышения энергетической безопасности не ограничивается вопросом поставки газа на ключевой на сегодня рынок. Естественно, во многом в обеспечении нашей энергетической безопасности играет диверсификация рынков сбыта природного газа.
С этой точки зрения особое внимание нужно уделить китайскому направлению. В настоящее время рассматриваются два трубопроводных проекта, предполагающих поставки до 68 млрд. м3 в Китай, причём это не конкуренция с поставками в Европу, поскольку ресурсная база, которая будет использоваться для поставок в Китай, отличается от ресурсной базы, которая ориентирована на поставки газа в Европу. Вместе с тем после реализации данного большого китайского проекта, безусловно, наша устойчивость с точки зрения поставок газа и экспортной выручки существенно увеличится. Вообще Китай, конечно – это колоссальный рынок с колоссальным потенциалом.
Есть ещё один очень важный аспект обеспечения энергобезопасности – это проекты в области СПГ. Доля СПГ в мировой торговле газом растёт. Этот продукт (это не продукт, это природный газ, просто способ транспортировки и доставки потребителю) обеспечивает максимальную гибкость, поэтому поставщик и потребитель имеют массу возможностей для решения тех или иных проблем. То, что называется «алмаз в короне» – это на сегодня проект «Сахалин-2», запущенный в 2009 г., 9,5 млн. тонн СПГ производственная мощность. Вообще это самый крупный интегрированный нефтегазовый проект на сегодня: больше 5 млн. тонн нефти и 9,6 млн. тонн природного газа. Работает великолепно. Катастрофа, которая произошла в Японии, как раз показала прелесть или достоинства проектов СПГ, поскольку с этого проекта у нас уже начались дополнительные поставки на японский рынок для компенсации снижения, выпадения атомной электроэнергетики, сами знаете в связи с чем.
Следующий проект, это проект будущего – проект «Штокман СПГ», который будет запущен в 2016–17 г.; трубопроводный газ – в 2016-м, СПГ – в 2017-м. (Господин Скоген, я думаю, тоже скажет пару слов, потому что это как раз наш партнёр, с которым мы работаем по проекту «Штокман».) Работы ведутся в соответствии с графиком. В 2017 г. первая тонна СПГ будет поставлена на ключевые рынки.
К чему мы приходим в результате? Мы приходим к абсолютно диверсифицированному (как с точки зрения рынков, так и с точки зрения способов и маршрутов доставки углеводородов) варианту экспорта природного газа из Российской Федерации, который будет достаточно гибок и эффективен с точки зрения как доступа к ключевым рынкам, так и с точки зрения перенаправления объёмов. Вот, собственно, цель, к которой идёт «Газпром», то, как видит «Газпром» свою роль в обеспечении мировой энергетической безопасности.
На этом я хотел бы закончить. Спасибо большое. (Аплодисменты.)
К.И. Косачёв. Большое спасибо. Хороший, я бы сказал оптимистичный, старт для нашей работы.
Слово предоставляется господину Яну Кубишу (нашему давнему другу и выпускнику университета, который тогда ещё назывался институтом) – исполнительный секретарь Европейской экономической комиссии ООН. Прошу Вас, господин Кубиш.
(Аплодисменты.)
Я. Кубиш. Спасибо большое. Я действительно очень рад и хочу поблагодарить организаторов Московского международного энергетического форума за приглашение. Для меня это большая честь и одна из достаточно редких возможностей вернуться хотя бы, может, не в то здание, поскольку я помогал его строить и уже не учился здесь, но в недра своего университета (тогда института). И благодарен, конечно, за то, что я могу выступить сегодня по очень важной тематике, которая непосредственно касается тоже нашей работы Европейской экономической комиссии ООН, которая имеет свою штаб-квартиру в Женеве. В рамках нашей Комиссии работает и Комитет по устойчивой энергетике, как межгосударственная платформа общения, переговоров, дискуссий; работает также Управление устойчивой энергетики, часть секретариата, которая предоставляет техническую помощь и экспертизу.
Вопросы энергетической безопасности являются большой частью нашей работы уже где-то 5 лет. Мы ежегодно проводим регулярный диалог именно по вопросам, связанным с энергетической безопасностью. В последнее время, конечно, мы очень много говорили о вопросах, связанных с экономическим кризисом и последствиями экономического кризиса с точки зрения инвестиционных потоков. Я предполагаю, что скоро мы будем говорить и о последствиях для энергетической безопасности того, что сейчас происходит в мире. Обсуждаем и возможность создания специальной рабочей группы, неформальной рабочей группы экспертов, которая бы обсудила некоторые предложения, которые поступили, в том числе, и от России, инициатива Президента господина Медведева, но с которыми выступили такие страны поставщики углеводородов, как Туркменистан или Казахстан, по безопасности транзита и по модернизации международной правовой базы, которой касаются эти вопросы. Мы пока только обсуждаем возможность создания такой рабочей группы, особенно в диалоге с государствами членами Энергетической Хартии и с государствами Европейской комиссии в Брюсселе. Нас часто путают, но мы два разных органа, две разные организации.
Я сказал, что в скором времени, наверное, моя организация начнёт более внимательно изучать влияние тех тенденций развития, которые в это время имеют место в мире, и в первую очередь то, что происходит с ядерной энергетикой после тех трагических происшествий в Японии. Не тайна, но меняется подход к ядерной энергетике, по крайней мере, в Европе, и меняется на достаточно долгий срок, по крайней мере на 5 лет, а может и дольше. Пойдёт большая политическая дискуссия, но дискуссия в обществе. Не надо забывать, что партии «зелёных», и не только партии, но и движение граждан в наших государствах, государствах Европейского Союза, имеют большую политическую силу и влияние, и после трагедии в Японии возросло движение антиядерных сил, оно привело уже к определённым результатам, с моей точки зрения. Есть вопросы, я не скрываю, я не вижу ничего страшного в развитии ядерной энергетики. Но посмотрите, что происходит в Германии, останавливается строительство определённых ядерных станций в Швейцарии, в Италии и в некоторых других государствах, и эти процессы будут продолжаться.
Что это означает для вопросов, связанных с торговлей углеводородами? Растёт их роль. Естественно, растёт и роль и вес поставщиков углеводородов и растёт необходимость укрепления сотрудничества с ними.
Второе – это до сих пор непредсказуемое развитие арабского мира. Никто не знает, как дальше будет развиваться ситуация. Я не арабист, но должен сказать, что и настоящие эксперты в этой области не могут предсказать, что это будет, как будет выглядеть арабский мир через полгода, через год, через два года. Это означает определённую непредсказуемость, нестабильность. Это касается не только развития в Ливии, которое может быть более менее предсказуемым, но это касается опять стабильности этого участка мира, и опять это означает рост веса тех регионов, тех государств, которые являются стабильными поставщиками углеводородов. Опять из этого вытекает повышение роли таких государств, как Россия, Азербайджан, Туркменистан, которые в нашем регионе.
Третий пакет вопросов, которые уже обсуждаются – это, естественно, условия, при которых взаимодействуют государства-поставщики, государства-транзитёры и государства-потребители. Международно-правовые условия то ли в плане больших договорённостей, например Энергетическая Хартия, или контрактных условий, которые вступают и которые должны выполнять отдельные партнёры в таком международном сотрудничестве.
И опять многие вещи меняются, многое в движении. Во-первых, нельзя не отметить, что в течение последних где-то 5–6-ти лет меняется подход к контрактам. Это не только под влиянием экономического кризиса, определённого избытка газа, который наблюдался в последние несколько лет, в особенности в Европе, когда шла дискуссия действительно и об избытке, и о недостатке в одно и то же время, что привело к необходимости пересмотреть некоторые контрактные условия между поставщиками и потребителями. Это касается изменений контрактных условий в более таком крупном плане инвесторов в целом ряде государств. Достаточно посмотреть на некоторые процессы, которые имели место в таких государствах, как Казахстан, которые по-новому перекроили и перестроили отношения контрактных условий с большими компаниями, которые уже вложили инвестиции, хотели бы и впредь вкладывать инвестиции в сектор нефти и газа.
Одна из причин – это тот факт, что, когда лет 15 тому назад это государства вступали в определённые договорённости, тогда, конечно, они были более слабыми партнёрами или менее опытными партнёрами. К тому же вся инвестиционная среда была немножко другой. И власть прáва, власть закона тоже. Хорошее управление было немножко другим, и это понятие и его воплощение в жизнь немножко обтекаемое в некоторых проблемах, которые существуют до сих пор.
Сейчас обстановка опять меняется. Это, наверно, тоже сказывается на ситуации вокруг такого важного инструмента, который является (по крайней мере, должен являться) основой этих отношений с точки зрения международного права, как Энергетическая Хартия и Договор к Энергетической Хартии. Он работает, но и государства Энергетической Хартии пришли к заключению, что необходимо рассмотреть его модернизацию, поскольку есть договорённости, но он не движется вперёд, есть определённые проблемы при его модернизации и при претворении его положений в жизнь. Достаточно посмотреть, как он действовал или не действовал, Энергетическая Хартия, во время энергетического кризиса Россия – Украина, который очень сильно сказался на развитии дела в моём государстве – Словакии, и когда, я не скрываю (я тогда работал в правительстве), это заставило нас хорошо подумать и о надёжности вот таких инструментов, и о надёжности наших партнёров, и о надёжности всех договорённостей по вопросам энергетической безопасности, которые в то время существовали и работали в рамках Европейского Союза. С тех пор, Европейский Союз поменял политику, и новая часть этой политики – это не только диверсификация поставщиков, диверсификация путей и маршрутов поставок, диверсификация составных частей энергопакета в отдельных государствах, опять же ядерная энергетика, но и взаимное соединение газовых, нефтепроводов для того, чтобы уже никогда не попасть в такую ситуацию, что основной поставщик прекращает поставки или поставки не достигают нашей территории, и мы тогда висим где-то в воздухе. Все эти явления, конечно, имеют место, они являются частью вот такого разговора, по крайней мере, в Европе. Европа до сих пор является одним из ключевых партнёров и России, и компаний, которые здесь работают. И эти факторы, наверно, вместе с третьим энергетическим пакетом Евросоюза надо учитывать.
На этом, наверно, можно и закончить моё выступление. Конечно, есть целый ряд других вопросов, которые стоят: вопросы Ирака, вопросы Ирана на будущее, вопросы диверсификации (это было сказано) и сотрудничества с таким крупнейшим потребителем, как Китай и некоторые другие государства. Но я думаю, и другие выступающие будут говорить об этих вопросах. Поэтому спасибо за внимание. И ещё раз: я очень рад за приглашение, благодарю за него. (Аплодисменты.)
К.И. Косачёв. Большое спасибо. Следующему я предоставляю слово с особым удовольствием господину Яну Хельге Скогену, президенту «Статойл Россия». Удовольствие, в том числе, связно с тем, что мне как председателю Комитета по международным делам Госдумы в последнее время пришлось много заниматься подготовкой к ратификации Соглашения между Норвегией и Россией «О разграничении морских пространств и сотрудничестве в Баренцевом море и Северном Ледовитом океане». Я подчеркну, что именно так называется этот документ – «О разграничении и сотрудничестве». Уже сидя здесь в президиуме получил SMS о том, что сегодня утром Президент Российской Федерации подписал этот Закон о ратификации, и таким образом он вступил в силу, а это значит, что российско-норвежское энергетическое сотрудничество в Арктике (а это тема выступления господина Скогена) имеет теперь дополнительно законодательную базу и основу.
Прошу Вас, господин Скоген. (Аплодисменты.)
Я.Х. Скоген. Спасибо большое, господин председатель. Я всегда рад говорить с такой аудиторией по вопросам энергетики. Я собираюсь говорить о вопросах сотрудничества между Россией и Норвегией в вопросах энергетики. Я думаю, что это очень хорошая база для хорошего сотрудничества между нашими странами, как с исторической точки зрения, так и в терминах нынешней ситуации. Я собираюсь говорить, прежде всего, о позиции Норвегии в этой связи.
И Норвегия, и Россия имеют долгую историю разведки и использования полезных ископаемых и нефти, и есть определённые пионеры в науке и разведке геологических ресурсов. Мы этим занимаемся в Арктике, и этим с вашей стороны занимается, например, Артур Чилингаров, как вы знаете. В этом году мы празднуем трёхсотлетие Ломоносова и сто пятьдесят лет с тех пор, как родился Нансен. Они были великими людьми, которые помогали развитию своих стран.
Это хорошее сотрудничество, и различные достижения, которые у нас есть в этой сфере, и все эти пионеры своего дела, повторились в прошлом году после того, как мы подписали Соглашение о сотрудничестве в Баренцевом море, и представители наших министерств иностранных дел подписали этот документ, и это создало определённую базу для хорошего сотрудничества и дальнейшего продвижения в будущем, и не только в вопросах освоения Арктики.
Это Соглашение было подписано в совершенно другой обстановке с точки зрения освоения Арктики. Сегодня Арктика привлекает совершенно иное внимание, и сейчас ожидается, что Арктика сыграет ключевую роль в мировых поставках энергии. И поэтому она обладает очень мощным энергетическим ресурсом и повлияет в дальнейшем на мировые энергетические рынки, и по особым характеристикам этого региона потребуется введение в действие новых очень развитых технологий. Это можно делать в рамках хорошего международного сотрудничества, не только между отдельными компаниями, но также между странами. Поэтому мы всегда должны помнить о том, что когда мы исследуем и используем эти территории, мы должны принимать в расчёт экологические соображения, а также не затрагивать интересы того населения, которое проживает в этих областях.
Мы думаем, что мы можем быть хорошими союзниками русским компаниям в освоении Арктики. Мы создали определённый оффшор в Аляске, на Ньюфаундленде. Также уже многие годы мы присутствуем и разрабатываем нефтяные месторождения в Баренцевом море, которое принадлежит Норвегии. Мы также очень активно занимаемся разработкой нефтяных месторождений и очень активно занимаемся разведкой полезных ископаемых в этой области. Поэтому всё, что происходит в Баренцевом море, является крайне важным. Недавно было сделано очень важное открытие – новое месторождение, которое стало самым крупным за последние 10 лет. Кроме того, мы принимаем участие в различных прожектах России, в разработке месторождений на прибрежных территориях.
Здесь у нас есть проект сжиженному природному газу. Это было первое месторождение газа, которое было разработано в Баренцевом море, и является крупнейшим в северной части Норвегии. Потребовалось приведение в действие огромного количества новых технологий. Нефть и газ производятся путём добычи их на месторождениях, которые находятся в нескольких километрах от берега, и затем по специальному трубопроводу они поступают для дальнейшей переработки.
Почему я упомянул этот проект? Потому что он имеет определённые социальные и экономические последствия для всего региона. Во-первых, такой большой и сложный проект в Норвегии требует участия экспертов со всей страны. Также важно то, что очень много полномочий в этом смысле даётся также и местным властям и местным компаниям для того, чтобы эта территория процветала. Возможно, вам будет интересно, что после нескольких лет демографического снижения в стране наблюдается приток молодых людей на эту территорию, поэтому это очень важно.
Исходя из нашего опыта, что мы можем посоветовать для России с точки зрения освоения Арктики? У нас есть очень большой опыт разработки, добычи и переработки газа и нефти на этих территориях, и у нас есть специальные технологии для разработки этих ископаемых на далёких от берега территориях. Есть три норвежских подрядчика, которые являются лидирующими, и даже с точки зрения мира, которые работают на этом шельфе. Это интегрированные проекты, которыми мы сейчас занимаемся. Очень важно отметить, что мы очень следим за экологическими требованиями и за тем, чтобы эти проекты также положительно сказались на развитии этих территорий. Есть определённые плюсы для всего населения от развития этих проектов. Мы собираемся поделиться нашими знаниями и опытом с другими компаниями, которые занимаются нефтедобычей. Кроме этого, есть знания и опыт, которые мы можем почерпнуть и здесь – в России.
Если говорить о проекте «Штокман», мы участвуем в этом проекте, и мы сейчас делаем всё возможное для того, чтобы реализовать его. Это очень хорошее партнёрство, потому что все партнёры обладают определённым опытом, который они могут привнести в этот проект. Этот проект касается газопровода, который тянется 600 км до Мурманска, и по этому газопроводу прежде всего будет передаваться СПГ. Там, опять-таки, необходимы различные передовые технологии. Мы более менее готовы к тому, чтобы запустить этот проект, поскольку обладаем достаточным количеством необходимых технологий. Я опять-таки повторю, что этот проект имеет большое стоимостное значение с точки зрения всей страны. Это будет важным элементом в развитии добывающей отрасли в России. Такой большой проект в абсолютно новом бассейне является сложным с точки зрения налогообложения, поскольку здесь необходимы какие-то новые требования с точки зрения налогообложения, и это тоже надо обговаривать с российскими властями.
Я думаю, что Норвегия и Россия, как я уже говорил, обладают хорошей базой для создания практического и взаимополезного энергетического союза. В России, как правило, разработка происходит на суше и углубляется в море, в то время как в Норвегии мы обладаем технологиями, которые позволяют делать обратную вещь. Норвежская нефтегазовая промышленность развивалась в очень плотном сотрудничестве с правительством и исследовательскими институтами, университетами, которые занимаются этими вопросами. Я думаю, что это может стать хорошей моделью для сотрудничества в арктической области. Мы можем привнести стабильное развитие на эту территорию, мы можем применять новые технологии для того, чтобы производить газ и нефть в Арктике, и кроме того, мы можем наращивать свои компетенции в этой области, как в России, так и в остальных странах, которые граничат с арктической областью.
Это всё, о чём я хотел сегодня вам сообщить. Спасибо вам большое.
К.И. Косачёв. Спасибо. Наш следующий оратор – Александр Николаевич Вылегжанин, заведующий кафедрой международного права МГИМО: «Международно-правовые вопросы управления трансграничными минеральными ресурсами в западной части арктической зоны Российской Федерации» – сопряжённая тема. Прошу. (Аплодисменты.)
А.Н. Вылегжанин. Уважаемый Константин Иосифович, уважаемый Валерий Иванович, уважаемые коллеги! Может быть, то, о чём я буду говорить, будет немножко перекликаться с тем, о чём говорил господин Скоген. Но, как говорили древние юристы, если двое говорят об одном и том же, это уже не одно и то же.
Во-первых, видимо, нужно понять, что новеллой, привнесённой договором 2010 г. между Россией и Норвегией, являются обязательство России управлять трансграничными минеральными ресурсами. Это обязательство зафиксировано в Договоре и развито в Приложении 2 к этому Договору. В этой связи напомню, что трансграничными называют такие минеральные ресурсы, залежи, которые находятся по обе стороны от границы, разделяющей либо государственную территорию, либо, соответственно, континентальные шельфы.
Коль скоро мы говорим о западной Арктике, в этой связи я напомню, что в Основах, утверждённых Президентом Российской Федерации в 2008 г., дано понятие «арктическая зона Российской Федерации». И в этой связи юристам, которым придётся работать с трансграничными ресурсами по этому соглашению, видимо, придётся понимать содержание этого термина; оно в Основах определено. Вы видите, что южные границы Основами не установлены; а что касается северной границы, то, я думаю, она достаточно чётко всё-таки определена, поскольку понятно, что где заканчивается континентальный шельф Российской Федерации в Арктике, там и заканчивается арктическая зона Российской Федерации.
Арктика, которая была представлена у господина Скогена, немножко отличается от той, которая представлена вот на этой схеме. Но хочу сказать, что эта схема взята из норвежского источника – это господин Смедел; он в свою очередь взял эту же схему из книги, которая была опубликована в 1928 г. народным комиссариатом по иностранным делам, автор – Академик Лахтин. Книга Лахтина «Права на полярное пространство» цитируется везде, на работы Лахтина ссылается Комиссия международного права. Поэтому, я думаю, не грех эту книгу вспомнить.
Я просто напомню, что важнейшим элементом политики правовой карты Арктики являются две границы, которые установлены Конвенцией 1867 г. и Конвенцией 1825 г., это часть действующего международного права, и эти секторальные границы сходятся в Северном полюсе. Это правовая реальность. Но есть также канадское законодательство, которое мы обязаны уважать, тоже идёт к Северному полюсу. Но есть также Постановление президиума 1926 года, но здесь с учётом договора, который подписан в 2010 г., есть, конечно, некоторые изменения, о которых наши студенты МГИМО уже хорошо знают.
Вот эта карта, которую вы видите перед собой – эта карта более сложная, она опубликована университетом Данди и она повторяет эти же границы. Единственное, что она ещё добавляет – это ту часть ледовых и водных пространств, которая не имеет никакого отношения к вопросам недропользования.
Вы видите, что арктическая зона России изобилует множеством минеральных ресурсов. Это данные Российской академии наук. Как вы видите из этой схемы, есть на самом деле очень уникальные месторождения, есть крупные месторождения, это как на суше, так и на шельфе. Вы видите также, что имеются трассы северного морского пути, которые обеспечивают транспортную возможность для реализации этих месторождений.
Эта карта из иностранного источника почему-то в западной литературе достаточно смело подчёркивает район действия правил плавания по северному морскому пути. На самом деле не столь уж смело, потому что, конечно, хотя это написано, что это район действия северного морского пути, на самом деле это, конечно, немножко не так. Правила плавания по северному морскому пути имеют более скромный район действия.
Мы сейчас приступаем к анализу наиболее скучной части доклада – это вопрос о юридическом содержании Договора 2010 г., но для практиков эти сюжеты действительно необходимо знать, потому что, ещё раз подчёркиваю, для России это относительно новый опыт.
Во-первых, по Статье 1 установлена разграничительная линия, по Статье 2 – каждая сторона не претендует и не осуществляет какие-либо суверенные права или юрисдикцию в морских пространствах за пределами этой линии. Это достаточно ясные ключевые положения. Сложнее с анализом Статьи 5 Договора. Вопрос о том, когда применяется Приложение 2 к Договору (оно так и названо – «Трансграничные ресурсы») – только в том случае, если месторождение углеводородов простирается за линию разграничения.
Должен отметить, что термин «углеводороды» – это новый термин, если говорить об опыте многостороннего регулирования. Такого термина нет ни в Женевских морских Конвенциях 1958 г., ни в Конвенции 1982 г. Но это воля двух государств и это вполне правомерно. Поэтому с точки зрения Венской Конвенции о праве международных договоров мы понимаем в том смысле, что это компоненты нефти и природного газа в обычном значении этого слова. Есть обязательства сторон обсуждать вопросы о том, каковы контуры месторождения углеводородов, каковы возможности эксплуатации этого месторождения как единого целого; обязательства приложить все усилия для того, чтобы вся относящаяся к вопросу информация была представлена для ведения такого обсуждения. Это обязательство достаточно серьёзное, и, видимо, это надо учитывать.
То, что было до этого договора, вы видите на этой схеме – это достаточно мозаичная политико-правовая картина северо-западной Арктики. Как вы видите, даже достаточно упомянуть район действия договора о Шпицбергене, многочисленные заявленные позиции одной стороны (в данном случае Норвегии), заявленная позиция нашей стороны (это по сектору). Как вы видите, есть спорный район, есть смежный район для цели управления биоресурсами. То есть достаточно сложная картина, которая сегодня значительно упростилась, если говорить о недропользовании.
Вот карта, которая приложена для иллюстративных целей к тексту Договора 2010 г. между Норвегией и Россией. Вы видите, что в данном случае как раз всё становится на свои места. Вместо нескольких линий, линий разного состояния, секторальной линии мы имеем компромиссную линию (здесь красным), которая показывает, где проходит разграничительная линия. И соответственно, когда я цитировал в самом начале, по эту сторону – это шельф Российской Федерации, по эту сторону – это шельф, соответственно, Норвегии. То есть ясность и определённость здесь очевидна. Есть, конечно, некоторые вопросы, о которых можно говорить, но главное заключается в том, что любое месторождение, которое находится в районе разграничительной линии, сразу подпадает под Приложение 2 к Договору, и, соответственно, механизмы управления трансграничными ресурсами, которые предусмотрены в договоре, начинают применяться.
Перед вами обилие тех месторождений, которые имеются в северно-западной Арктике. И вот то, что уже говорил наш коллега, Штокмановское месторождение, как вы видите, в любом случае находится далеко от линии разграничения, которая находится сейчас где-то здесь, то есть между равноотстоящей линией и между секторальной линией, вот здесь проходит линия, предусмотренная договором. То есть Штокман бесспорно не подпадает под понятие «трансграничные месторождения», а вот как раз другие месторождения – Тюбинское, Октябрьское, Варяжское и так далее – вот эти месторождения точно подпадают под статус трансграничного месторождения, и, соответственно, Приложение 2, предусмотренное Договором, полностью меняется при эксплуатации вот этих трансграничных месторождений.
Здесь на карте показан опыт Норвегии. Действительно опыт блестящий. Надо сказать, что Норвегия одна из первых государств, которое очень успешно реализовало на межгосударственном уровне управление трансграничными минеральными ресурсами. В данном случае речь идёт о классическом Международном договоре, который мы даже перевели (не поленились) в нашем учебнике «Международно-правовые основы недропользования» МГИМО. Так вот из месторождения Фри проложены трансграничные трубопроводы в Великобританию.
По этому Соглашению существует соответствующий механизм, посредством которого два государства на межправительственном уровне Норвегия и Великобритания создают механизм управления вот этими трансграничными ресурсами, и есть частноправовой уровень – уровень компаний. Соответственно, мы исходим из того, что при исполнении Приложения 2 к Договору между Россией и Норвегией, конечно, на самом деле Норвегия выходит уже с каким-то опытом, который, несомненно, будет полезен для России, для государственных органов и для компаний.
Вместе с тем должен сказать, что существует достаточно немало таких деликатных моментов, которые требуют новых подходов. Например, обязательство Российской Федерации консультироваться в отношении принятых мер по охране окружающей среды. Господин Скоген говорил, что у них уже Sustainable Development – это часть национального законодательства. У нас, скорее, это всё-таки декларация, но пока ещё нет сильных механизмов для исполнения этого обязательства. Очень важное обязательство каждой стороны – обеспечить доступ инспекторам другой стороны к тем установкам, которые находятся на шельфе, и к измерительным системам, расположенным на континентальном шельфе или на государственной территории каждой страны – тоже достаточно новое для нас обязательство.
Таким образом, мы исходим из того, что этот Договор, несомненно, отвечает интересам с точки зрения недропользования и России, и Норвегии, вместе с тем должен сказать, что реализация этого Договора потребует достаточно аккуратной, умной и, будем так говорить, инновационной работы.
Спасибо. (Аплодисменты.)
К.И. Косачёв. Большое спасибо. Я хотел бы всем выступающим ещё раз напомнить о необходимости соблюдать регламент, хотя мы здесь, в президиуме, очень демократичны.
Я с удовольствием предоставляю слово господину Жан-Пьеру Тома, специальному представителю Президента Франции. Прошу Вас на трибуну.
Пока он занимает место на трибуне, я хочу перед всеми извиниться и попросить возможность покинуть наше уважаемое собрание. У нас сегодня день пленарных заседаний, и сейчас, в 12 часов начнётся вторая часть. Первую я пропустил, а во второй идёт один вопрос, который я как председатель Комитета по международным делам… обязан там быть и выступать. Поэтому я с удовольствием передаю бразды правления Валерию Ивановичу. Спасибо вам большое.
(Аплодисменты.)
Господин Тома, Вам слово.
Ж-П. Тома. Господин председатель! Перед всей этой высокой аудиторией я хотел бы рассказать о точке зрения западноевропейских государств, особенно Франции, особенно в том, что касается сотрудничества между Россией и Францией, воплощая идею о развитии европейской экономической зоны, энергетический аспект, именно то, о чём мы говорили раньше, особенно специалисты, которые фокусируют на технологических аспектах. Технологические аспекты наиболее важны для того, чтобы заключать глобальные заключения для развития экономики Европы. Мне хотелось бы обсудить с вами новые подходы к энергетической безопасности посредством развития сотрудничества между производителями и потребителями.
Начиная с 1993 г., доходы увеличились в 3 раза, в то время как потребление энергии увеличилось всего лишь в 2 раза. Это показывает, что эффективность добычи энергетики в данной области, принимая во внимание рост экономики ежегодно на 3 % – скорее всего, эта тенденция будет продолжаться. Прежде всего, наряду с доступом к водным ресурсам безопасность энергетики является одной из наиболее важных проблем, с которыми нам придётся сталкиваться в ближайшие годы. Глобальная экономика может получить выгоду от относительно доступной и дешёвой энергии. И эта ситуация наблюдалась в последние десятилетия. Однако в ближайшие годы ситуация может измениться. Наши модели развития исходят из этого базиса, и всё базируется на активном использовании энергетических ресурсов.
Французы заявляют, что сейчас мы являемся цивилизованными, мы знаем технологии. Мы считаем, что технологии очень важны. Мы уже сейчас понимаем, что человечество может быть стёрто с лица земли не только техногенными катастрофами, но и природными катастрофами.
Мне хотелось бы сказать о том, что здесь мы должны говорить о нескольких независимых аспектах. Мы должны помнить о чётырёх факторах, когда говорим об энергетической безопасности. Прежде всего, геологический и природоохранный компонент. Всё, что произошло в Японии, нам доказывает важность этого. Политический фактор: кризис 1993 г., кризис, который происходит в одном государстве или в другом государстве, как происходит сегодня в Ливии. Экономический фактор: мы видим, что спрос растёт больше, чем то, что можем поставить, особенно речь идёт о так называемых развивающихся государствах. Технологический фактор, инновационный фактор и другие факторы также важны. Это рынок и спекуляции. В переходный период существуют различные модели поведения, которые обусловлены нерациональным поведением и асимметрией существующих позиций. Спекуляции сами по себе не способствуют успешному развитию энергетического рынка. Мы сейчас находимся на перекрёстке. Нам нужно принять определённое решение, чтобы избежать непрозрачных рынков, нам нужно добиться больше прозрачности для инвестиций и устранить уязвимость перед нестабильностью, поскольку сейчас люди хотят достичь стабильности.
Нестабильность и безопасность связаны. Флуктуации цен влияют как на производителей, так и на потребителей. В наших странах считается, что люди сейчас не склонны мириться с этими постоянными изменениями цен на энергетические ресурсы. Если мы не предпримем какие-то меры, мы столкнёмся не только с энергетическими проблемами, но и с политическими проблемами, поскольку общество не хочет мириться с этим.
Поиск способов обеспечения безопасности не означает, что мы должны сконцентрироваться на себе, на своих внутренних проблемах. Потому что сейчас мы живём во взаимозависимом мире. Землетрясение в Японии оказало воздействие на цены на нефть во многих секторах во всём мире. Важная вещь здесь – планировать. Планирование очень важно. Энергия всегда импортируется какими-то государствами. В моей стране, во Франции, не хватает природных ресурсов, это является хорошим примером этого. Со времен Второй Мировой войны правительство любого толка стремилось контролировать энергетический сектор: национализация шахт, создание национальных компаний, учреждение ядерной промышленности. Сегодня Франция на 50 % независима с точки зрения энергетики благодаря сильной государственной политике в этой области. То же самое можно сказать и о других европейских государствах. Мы должны положить конец зависимости от импорта. Европейский Союз импортирует 50 % энергии, которую потребляет. К 2030 г., как вы знаете лучше, чем я, он будет импортировать уже 70 %. Эта проблема не является изолированной проблемой. Мы должны избежать не только зависимости в одном ресурсе. Для того чтобы добиться этого, необходимо помнить об окружающей среде, мы должны помнить о том, что внутренняя энергия не является неуязвимой. Это очень понятно. Различные проблемы, которые происходили – ураган Катрина, катастрофа в Японии – нам показывают, что нельзя концентрироваться только на том, что происходит в нашей стране. Если мы в перспективе собираемся выстроить сотрудничество с Россией, эта зависимость будет другой, мы уже не будем столь зависимы от какого-то внешнего влияния, поскольку ситуация изменится. Медведев и Путин однозначно заявляли о том, что Россия собирается развивать идею строительства совместного правительства. В данном случае зависимость перерастает во взаимодополняемость, и тогда уже разговор о всякой зависимости от импорта будет уже не актуален.
Второй аспект, который я хотел бы с вами обсудить. С точки зрения безопасности мы должны переходить к динамической безопасности посредством нового сотрудничества между потребителями и производителями. Энергетика является очень важным источником, и поставки энергоресурсов является нашим важным приоритетом, хотя за 50 лет энергетика стала ключевым компонентом международного сотрудничества.
Слабость международного регуляторного механизма также сегодня представляет большую проблему, потому что ещё не наступил тот этап, когда мы можем говорить, что сейчас существует полное международное регулирование в этой сфере. Допустим, существующие институты не включают каких-то новых игроков – Индию, Китай. Мы должны подходить с глобальной точки зрения, и все наши подходы должны быть многосторонними. ОПЕК, конечно, защищает интересы только своих членов. Большая Восьмёрка или Двадцатка также включает только определённые государства. Европейская Энергетическая Хартия, из которой Россия вышла, налагала ограничения, которые контрпродуктивны для стран-производителей, особенно если речь идёт о России. И, в конечном итоге, для стран-потребителей с этой точки зрения тоже. Моя точка зрения – мы должны менять эту ситуацию, чтобы наши регулирующие механизмы стали более всеобъемлющие.
Следующий аспект – динамическая безопасность. Сейчас трудно оценить важность всех механизмов, которые существуют. Конец холодной войны и дружба между Востоком и Западом, многополярный мир сейчас уже признаются всеми, хотя существуют определённые трудности на международной арене, но, думаю, прогресс будет достигнут в этой области. Возникновение новых экономических держав приводит к тому, что определённые источники энергии исчерпываются. Конечно же, речь также идёт о технологиях и о возникновении ущерба, который они наносят окружающей среде. Мы рассматриваем необходимость нахождения новых путей. Борьба с изменяющимися ценами, с нестабильными ценами.
Прежде всего, нам необходимо осуществлять сотрудничество для того, чтобы лучшим образом использовать энергетические источники. Второе – технологическое сотрудничество в отношении выбросов СО2 и сотрудничество в области возобновляемых энергетических ресурсов. Третье – это сотрудничество для того, чтобы улучшить энергетическую эффективность. Четвёртое – нам нужно сотрудничать в области сетевой взаимозависимости и взаимосвязи.
Россия попросила вступить в союз поставщиков электроэнергии. Это понятная просьба, потому что она будет способствовать развитию солидарности и партнёрства. Требуются, конечно, определённые технические приспособления для того, чтобы избежать каких-то проблем функционирования наших систем. Сотрудничество должно быть организовано на региональном уровне. Например, на Европейском континенте сегодня Россия является лидирующим производителем сырой нефти, и вторым крупным производителем газа во всём мире (20 % – её доля), и главным его экспортёром. Многие импортёры нефти являются членами ЕС. Поскольку вы являетесь крупным производителем, мы должны найти точки соприкосновения между нашими странами и вашей страной. И это на самом деле представляет собой хорошую возможность развивать безопасность.
Высказывается слишком много подозрений в отношении того, что я сейчас говорю. Как можно, допустим, использовать регулирующие аспекты, которые существуют в ЕС, на сотрудничество с Россией? Международный энергетический рынок сейчас ещё не существует, к сожалению. Россия должна отложить в сторону свои предрассудки и желание навязывать свои правила, которые сама не в состоянии выполнять. Такая страна, как Россия, сталкивается с большими проблемами с точки зрения инфраструктуры. Очевидно, что, с моей точки зрения, любая компания, которая производит нефть или газ и которая заинтересована в том, как распределять эту нефть, продавать эту нефть, что государство сделало в моей стране, во Франции, несколько лет назад в отношении национальной электрификации, не может способствовать развитию конкуренции, допустим, в области ядерной энергетики. Мы должны понимать, что регулирующие аспекты, существующие в Европе, должны отличаться от российских законодательных актов. Мы не можем добиваться сближения по этим аспектам.
С моей точки зрения, что мы можем сделать? Если мы хотим добиться лучшего сотрудничества, конечно же, нам нужно выступать за увеличение инвестиций. Здесь есть специалисты в этой области. Нужно добиваться большей прозрачности, большего развития сетевых контактов, поскольку мы сейчас функционируем на рынке, который регулируется в основном национальными интересами, скорее. Если нам удастся с экономической точки зрения успешнее сотрудничать между Западом и Россией, конечно же, ситуация изменится (как я уже сказал в самом начале): конкуренция превратится в сотрудничество, ситуация облегчится, зависимость превратится во взаимодополняемость, все эти бесполезные споры уйдут, и мы станем говорить в этой ситуации о том, как наши лидеры, скорее, будут обсуждать те вопросы, в которых мы можем добиться успехов, ситуация станет более безопасной, и успех в развитии безопасности производства также будет достигнут, и, конечно, можно будет говорить о безопасности в ценообразовании.
Я думаю, нам нужно говорить, что новой точкой в повестке дня, которая сейчас существует между нашими государствами, мы должны выдвигать инициативы для развития безопасности для того, чтобы обезопасить наше население, поскольку сейчас население имеет сомнение в отношении развития различных источников энергии, допустим ядерной энергии. С этой точки зрения, все энергетики, с моей точки зрения, являются одной из ключевых точек, которые показывают, что мы должны развивать российко-европейское экономическое сотрудничество.
Благодарю за внимание. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Спасибо большое. Я бы хотел предоставить слово следующему докладчику – это посол многонационального государства Боливии в Российской Федерации госпожа Мария Луиса Рамос Урсагасте. Тема её выступления: «Возможно ли международное сотрудничество в энергетическом секторе?» Пожалуйста. (Аплодисменты.)
М.Л. Рамос Урсагасте. Спасибо большое. Добрый день! Прежде всего позвольте мне выразить глубокую благодарность господину Салыгину и господину Косачёву за приглашение принять участие в таком важном форуме, к тому же когда постоянно меняющиеся в мире события призывают нас не только к размышлению, но и прежде всего к действиям.
Как вы уже знаете, тема моего выступления звучит так: «Будет ли возможно международное сотрудничество в сфере энергетики?»
Проблема как раз заключается в том, какие действия предпринимать. Я думаю, что все согласятся с тем, что действия должны быть совместными, где коллективную выгоду получали бы все, а не некоторые страны за счёт других.
Я хотела представить своё выступление прежде всего в виде вопроса, поскольку у меня есть серьёзные сомнения относительно того, что нынешняя энергетическая ситуация в мире на самом деле является сотрудничеством. Поэтому я сомневаюсь в объективности названия круглого стола. Простейшее определение сотрудничества гласит, что оно состоит в совместной работе, проведённой группой лиц или государств для достижения общей цели, и что оно приносит взаимные выгоды.
Мы живём в нестабильном мире, который постоянно меняется, в котором господствует конкуренция за доступ к энергетическим ресурсам и к сырью в целом. Реальность такова, что отсутствует равновесие и существует множество мировоззрений и, следовательно, разных интересов, целей и различных средств для достижения этих целей.
Энергетический сектор очень обширен. Стоит только упомянуть, что источники энергии получают из газа, нефти, атомной энергии, биотоплива и других, и каждый из них имеет разный подход.
Допустим, атомная энергия. Существуют различные представления. Помимо того, что это дорогостоящая технология, она ещё и опасна. Существует более 400 атомных электростанций, работающих в 30 странах мира, и, как кто-то уже сказал, в наши дни есть 400 причин для волнения.
Говоря о биотопливе, сейчас идёт конкуренция, для чего использовать землю – для выращивания продуктов питания или топлива. Это породило социальную незащищённость из-за повышения стоимости продуктов питания. И в то время как одни используют биотопливо для своих автомобилей, в других регионах оно могло бы быть пищей для людей.
Что касается нефти и газа, потребности в энергии выросли ускоряющимися темпами. Как вы знаете, в связи с ростом численности населения, но и, главным образом, из-за высокой степени энергопотребления в отдельных районах земного шара.
Каков текущий сценарий и прогноз на ближайшее будущее? В качестве примера могу сказать, что в период с 2002 по 2030 г. спрос на энергию в регионы стран АТС, по прогнозам, увеличится почти в три раза. В то же время внутреннее предложение ресурсов в регионы, как ожидается, уменьшится. Кроме того, предполагается, что выбросы углекислого газа в энергетическом секторе удвоятся к 2030 г.
Таким образом, до тех пор, пока нефть и газ будут основными источниками энергии в мире, страны, которые владеют данными ресурсами, будут служить предметом вожделения великих держав потребителей энергии.
Недавний пример (почему-то молчат) – это то, что происходит сейчас в Ливии. Предлог для вторжения в Ливию. Это вторжение в Ливию не только абсурдно, но и цинично. Во имя защиты граждан этой страны… это не гражданская война, с моей точки зрения, это вторжение огромного количества держав против маленькой страны. Подчеркну, что я говорю именно о ливийском народе. И конечно, как вы понимаете, многие опасаются таких ситуаций. Несколько мощных военных экономических держав, которых фальшиво называют «проповедниками демократии в мире», на самом деле ведут открытую циничную диктатуру, чтобы достичь контроля над ресурсами.
На этом фоне мы пришли к тому, что национальные интересы отдельных стран вступают в противоречие и не направлены на всеобщее благо. В качестве примера такого всеобщего блага мы можем выделить мирное существование, здоровую окружающую среду, уважение. Давайте посмотрим некоторые примеры национальных интересов достижения энергетической безопасности для поддержания своего образа жизни – распространение своих технологий, культуры и ценностей. С другой стороны, для других стран частью этих национальных интересов может быть национальный суверенитет в использовании природных ресурсов, продовольственная безопасность для своих граждан, уважение их культуры и традиций, их системы организации и так далее.
Говоря об энергетической безопасности, существуют разные интерпретации понятия энергетической безопасности. Энергетическая безопасность – это не только контракты. Контракты – это может быть только часть такой концепции. И это зависит от того, является ли страна производителем или покупателем энергоресурсов. Также зависит от политико-экономической модели, которой она придерживается.
Определение энергетической безопасности изменилось с течением времени. В этом веке появились другие факторы, которые влияют на стабильность поставки топлива и рост цен на энергоносители. Они были добавлены в предыдущее определение энергетической безопасности. Эти факторы включают в себя, в том числе, и политические конфликты, неожиданные стихийные бедствия, настороженность в связи с терроризмом, с экологическими и другими вызовами, связанными с энергетикой. Некоторые страны, которые не располагают ресурсами, достаточными для обеспечения энергией сейчас и в будущем, пытаются с помощью разных средств диверсифицировать свои источники энергии, получить более дешёвый и безопасный доступ к энергоресурсам и так далее. То есть эти национальные интересы одних стран противоречат всеобщим интересам, и возникают конфликты.
Площадки встреч для обсуждения вопросов энергетики не глобальны. Это является результатом не только особых характеристик сектора, но и прежде всего различного экономического, политического, геополитического видения и биологических концепций, как, например, подход к собственности на природные ресурсы. В то время как некоторые думают, что они родом из страны, имею в виду природные ресурсы, и должны управляться государственными предприятиями, другие считают, что все процессы должны быть оставлены на частную инициативу. Есть несколько тенденций, в том числе в настоящее время доминирующая, к сожалению, которая состоит не в сотрудничестве, а в достижении возможности контроля с помощью силы. Возможно, существуют несколько примеров стран, которые в двусторонних отношениях достигают определённой степени сотрудничества. Однако я могу сказать, что на глобальном уровне в такой ситуации мы существуем, и с нынешними событиями картина ещё менее оптимистическая.
Однако, учитывая такой сценарий, пытаясь ответить на вопрос повестки дня, который относится к новым тенденциям в сфере международного энергетического сотрудничества, и чтобы разъяснить основной вопрос, существовало или существуют ли международное сотрудничество в сфере энергетики, – к сожалению, сейчас я могу сказать, что его нет. Тогда появляется вопрос: как, несмотря на такую ситуацию, достичь сотрудничества в энергетическом секторе, чтобы это сотрудничество являлось взаимовыгодным?
В завершении этих кратких размышлений я могу добавить, что местом действия должна быть Организация Объединённых Наций, где принимаются во внимание не только вопросы торговли, но и другие социальные и специально экологические аспекты. Я говорю это, потому что существует мнение, что данный диалог должен быть проведён в рамках ВТО – Всемирной Торговой Организации. По моему мнению, это не лучшая площадка, поскольку там принимаются во внимание только экономические и финансовые вопросы, а не вопросы общего благосостояния. Этим размышлением я бы хотела завершить свой доклад. Спасибо большое. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Спасибо. Я хотел предоставить слово исполнительному директору компании «Goldman Sachs» Алистеру Максвеллу. Тема выступления: «Удовлетворяя будущие потребности в инвестициях в энергетической отрасли». Пожалуйста. (Аплодисменты.)
А. Максвелл. Добрый день! Огромное спасибо за приглашение. С большим удовольствием здесь присутствую. Я надеюсь, что я не очень отвлеку вас от мыслей о кофе. Я попытаюсь не перебрать со временем.
Мой доклад посвящён тому, каким образом мы можем удовлетворить потребности в энергетике в ближайшие годы.
Сейчас объем инвестиций в энергетику составляет 1,4 триллиона долларов. 20 или 25 % из этого инвестируется в рынки, и только 19 % – в разведку природных ископаемых. Мы прогнозируем, что эта индустрия будет расти до 500 млрд. долларов каждый год, и таким образом будет удовлетворяться основной спрос. Я думаю, что эти цифры будут только расти. Что стоит за таким ростом и каким образом мы можем их интерпретировать?
Есть пять основных драйверов такого роста, что было выяснено в недавнем обзоре, который мы проводили по инвестициям.
Первый – это рост сложности различных проектов. Сейчас начинают осваиваться глубоководные территории и различные виды нового топлива, например тяжёлая нефть, и поэтому рост является экспоненциальным. В 2005 г. энергетическая отрасль прирастала с показателем 6,7 долларов на каждый баррель добытой нефти. В области тяжёлой нефти показатели примерно такие же.
Вторым фактором является рост стоимости трудовых ресурсов и различных других затрат. В 2010 г. как ещё один показатель такого роста затрат является следующий – что обслуживающие компании в различных месторождениях увеличили свои траты с 45 млрд. долларов в 2005 г. до 78 млрд. долларов в 2010 г., что со среднегодовым темпом роста в 12 %.
Третий фактор – это требования, которые касаются использования местных комплектующих по всему миру, в особенности в Бразилии – там такие требования составляют 40 %. Если говорить о социальных и экономических принципах, которые стоят за такими требованиями, это касается прежде всего того, что затраты растут, а прибыль падает.
Четвёртый фактор – это задержки по проектам. Это касается энергетики с самого начала её зарождения. Но некоторые современные задержки, которые касаются проектов, связаны, прежде всего, с получением прав на проведение этих проектов. Хорошим примером этому являются такой проет, как Кашаган в Казахстане. У них изначальный бюджет составлял примерно 50 млрд., и в конечном итоге затраты составили 135 млрд. долларов. Компания Pearl GTL: изначальный бюджет составлял 5 млрд., в то время как в конце концов он подошёл к цифре 20 млрд. Таким образом, рост затрат составляет от 100 до 200 %.
Пятый фактор – это вопрос безопасности и экологические вопросы. Естественно, всегда происходят какие-то неприятности и несчастные случаи в этом секторе, в особенности, если мы говорим, например, о различных технологических особенностях процесса. В этом смысле любое усиление технологических требований связано с повышением таких рисков. Если говорить об альтернативных ресурсах, то мы можем здесь наблюдать достаточно большой рост товарных цен, и таким образом, необходимы дополнительные инвестиции для производства энергии во всём мире.
Давайте посмотрим на финансовые потоки, которые находятся в этом секторе, для того, чтобы финансировать будущие инвестиции. Нынешние товарные цены являются высокими. По всем показателям, финансовые потоки от предприятий в 30 крупнейших компаниях составляют до 1,7 триллиона долларов в период с 2011 по 2013 г. Соответствующие капитальные расходы как в разведке, добыче, так и в переработке и в сбыте составляют примерно 1,3 триллионов долларов. То же самое касается выплат различных дивидендов акционерам. Для той же самой группы компаний мы оцениваем, что придётся заплатить примерно 150 млрд. долларов дивидендов за тот же самый период времени. Поэтому примерно 250 млрд. долл. свободных средств остаются для того, чтобы финансировать непредвиденные обстоятельства и расходы. Если говорить о рынке собственно заёмного капитала, то в 2010 г. был показательный год для выпуска новых акций для таких компаний, как Petrobras и Инпэкс, которые собрали 75 млрд. долларов от институциональных инвесторов. Мы уверены, что деньги находятся в этой области и распределяются между правильными компаниями и правильными проектами. Но, кроме того, также очень важно и посмотреть на то, чтобы весь инвестиционный климат был правильным. Доход от проектов может варьироваться, в зависимости от рисков. Таким образом, по данным Goldman Sachs, по 330 месторождениям нефти и газа во всём мире, которые мы проводили, прибыль по добыче и разработке, если говорить в терминах внутренней ставки дохода, разница – от 38 % до 2,8 раза по инвестиционным нормам, если говорить о добыче нефти на шельфе. Я должен отметить, что эти показатели прибыли могут быть получены, при условии, что нефтяные цены будут составлять 85 долларов, в то время как, соответственно, цены на газ будут 5 долларов.
Если говорить о России как поле для инвестиций, то неудивительно, что здесь очень многое зависит от самого проекта. В целом, в соответствии с нашими подсчётами, Россия предлагает ставку рентабельности примерно в 15 %, соответственно, отношение прибыли к затратам, таким образом, составляет 40%, что является одним из самых низких показателей. Но если говорить о капиталоёмкости России, то она составляет 3,3 доллара на добычу 1 барреля нефти; в США этот показатель составляет 14,4 %.
Но если говорить о возможных прибылях, то необходимо думать и о рисках. Компании, которые очень спокойно себя чувствуют с рисками, как правило, умудряются хорошо управлять своими операциями, в то время как компании становятся очень уязвимыми, если они не знают, с какими рисками им придётся столкнуться. В этом смысле в России хорошая геологическая база, очень хорошо разработанная и понимаемая. Очень сложно здесь что-либо предсказать, но мы говорим, что капитальные издержки могут возрасти на 20 %, и, таким образом, будут оказывать достаточно ограниченное влияние на экономику проектов.
Если говорить о том налоговом режиме, который существует в России, то он достаточно благоприятен по сравнению, например, с Великобританией, где налоговый режим совершенно непредсказуем. В России можно понять, что можно ожидать в будущем в плане налогов.
Таким образом, здесь есть определённые вызовы с точки зрения инвестиций, и здесь нет недостатка в газе или нефти. Таким образом, единственным вопросом является доступ технологии, надёжность и безопасность, а также экологические вопросы и экономические стимулы. Если все эти вопросы будут проработаны, если они получат свои ответы, то наши правительства придут к созданию достойных регуляторов и сыграют в этом решающую роль.
В.И. Салыгин. Уважаемые участники конференции! Мы продолжаем работу в рамках нашей первой сессии. Следующий докладчик у нас – советник Департамента экономического сотрудничества Министерства иностранных дел Российской Федерации Николай Валентинович Миронов. Тема его выступления: «Россия в системе многосторонних институтов международного энергетического сотрудничества». Давайте поприветствуем нашего коллегу.
(Аплодисменты.)
Н.В. Миронов. Уважаемый Валерий Иванович, уважаемые коллеги! Сегодняшнее выступление я хотел бы посвятить не теме международной энергетической безопасности, которой я занимаюсь профессионально и в научном плане, а вопросам роли и места России в системе многосторонних институтов международного энергетического сотрудничества. Этой проблематикой я занимаюсь как эксперт 14 лет. Видимо, с лета этого года уже не буду заниматься многосторонним сотрудничеством. Но хотел бы напоследок выразить некие свои больше личные соображения по поводу того, как Россия в этих институтах участвует и что, возможно, можно было бы улучшить в этих направлениях.
Современный этап развития мировой энергетики можно определить одним словом – высокая степень неопределённости. Когда произошёл глобальный финансовый, экономический кризис, многие развитые страны воспользовались ситуацией, когда снизился спрос на углеводородное сырьё, для того, чтобы выйти из кризиса, по возможности, через зелёную энергетику. Инвестиции массово направлялись в возобновляемые источники энергии, активизировалась тема нетрадиционной нефти и природного газа, складывался ренессанс атомной энергетики. Складывалось впечатление, что развитые страны после кризиса смогут в гораздо меньшей степени зависеть от поставок углеводородного сырья из внешних источников. Но сейчас, после событий в Японии, похоже, что ренессанс атомной энергетики, по крайней мере, откладывается. Напряжённая ситуация в Северной Африке в и регионе Ближнего Востока тоже накладывает определённые ограничения на поставки… есть риски, связанные с поставками традиционных энергоносителей. С учётом этого ситуация в мире весьма неопределённа, и никто сегодня не может предсказать, как она будет развиваться в будущем.
Свободным ответом на возникающие новые угрозы стало более интенсивное сотрудничество между странами и создание различных как новых многосторонних институтов в области энергетики, так и совершенствование ранее созданных институтов.
К сожалению, в силу ряда объективных и субъективных обстоятельств, наша страна оказалась не очень активно задействована в этом процессе. К возможным плюсам в подобном положении дел можно отнести большую свободу манёвра, независимость в принятии решений по ключевым вопросам развития национального ТЭК, более высокая самостоятельность в определении векторов и динамики взаимодействия с основными международными структурами в сфере энергетики. Кроме того, Россия воздерживается от чрезмерного сближения с существующими коллективными блоками поставщиков и потребителей энергии, а также от принятия не отвечающим интересам отечественного ТЭК обязательств в области международного энергетического сотрудничества. В числе недостатков – ограничение возможности привлечения многосторонних институтов для решения задач технологического прорыва и модернизации экономики России. Кроме того, выбор в пользу независимой политики усложняет продвижение российских инициатив по созданию новой договорно-правовой базы, международного сотрудничества в сфере энергетики. То есть просто проблема в том, что очень сложно привлечь союзников. То есть можно приготовить и выдвинуть отличную инициативу, но если мы не сможем найти союзников, то их очень сложно продвигать.
Ещё один аспект, например, такой, что с октября 2009 г. Россия временно прекратила применение Договора к Энергетической Хартии. Сложилась такая ситуация, что Россия сегодня не участвует в многосторонних соглашениях, требующих от страны права предоставления энергетического транзита через свою территорию. Эта Барселонская Конвенция транзита 1921 г., Статья 5 Генерального Соглашения по тарифам и торговле GATT, которое сейчас вошло составной частью в ВТО (во Всемирную Торговую Организацию), и Статья 7 Договора к Энергетической Хартии. То есть мы имеем полное право при отсутствии двусторонних соглашений отказаться предоставлять энергетический транзит любой из стран. Однако, к сожалению, вероятно обратное.
Несколько слов о взаимодействии России с традиционными институтами в сфере энергетики.
В целом устоялся формат взаимодействия России с Международным энергетическим агентством, объединяющим ведущие промышленно развитые страны. Россия обменивается с МЭА статистической информацией в сфере ТЭК. На проводимые раз в два года министерские конференции этой организации регулярно приглашается министр энергетики России. Интересным направлением сотрудничества с МЭА стала подготовка обзоров энергетической политики России. Такие обзоры уже были подготовлены два раза: в 1995 г. был обзор, отразивший особенность начального этапа рыночных преобразований в отечественном ТЭК, в 2002 г.; и подобный обзор готовится в настоящее время. Взгляд со стороны, может быть несколько предвзятый, может оказаться полезным для дальнейшей корректировки энергетической стратегии России. То есть мы считаем, что это полезная работа, хотя, может быть, мы будем подвергнуты определённой критике в ходе подобной работы.
Стремление МЭА наладить более регулярное взаимодействие с российскими структурами, по нашему мнению, может быть использовано при реализации программ модернизации отечественного ТЭК, внедрении международных методик и технических стандартов.
В целом достаточно оптимален уровень взаимодействия России с организацией стран экспортёров нефти. В прошлом мы регулярно солидаризировались с этой организацией по стабилизации мировых цен на нефть, хотя и воздерживались от принятия конкретных обязательств и излишней демонстрации сближения с ОПЕК.
К сожалению, прервалась хорошо зарекомендовавшая себя практика проведения регулярных семинаров Россия – ОПЕК по вопросам развития рынков нефти. Первый подобный семинар был проведён, по-моему, в этих стенах (или второй, я сейчас не помню). Начиная с декабря 2009 г. ОПЕК прекратил приглашать на свои конференции наблюдателей, в том числе и Россию.
Как известно, Россия выступила инициатором обсуждения темы энергобезопасности в формате Восьмёрки, результатом которого стали Декларация и план действия Саммита в Санкт-Петербурге в 2006 г. Сейчас инициатива в целях глобального управления мировой экономикой от группы Восьми перешла к Двадцатке, и последней по наследству достались вопросы энергетики. В рамках Двадцатки созданы неформальные группы по энергетике, которые занимаются вопросами эффективных субсидий на ископаемое топливо, а также вопросами волатильности цен на энергоресурсы, и Президентом России Дмитрием Анатольевичем Медведевым предложены инициативы по сохранению морской среды. В текущем году впервые планируется проведение встреч министров группы Двадцати.
Ещё один институт глобального управления в сфере энергетики – Международный энергетический форум. Этот институт постепенно приобретает черты полноценной международной организации. На внеочередной министерской встрече в феврале в Эр-Рияде принят устав, активно формируется программа работы по различным направлениям. В рамках МЭФ создан банк данных по нефти JODI. Россия предлагает подключиться к созданию банка данных по газу. Но мы пока не имеем такой чёткой сформулированной концепции участия в деятельности данного института и придерживаемся здесь, скорее, олимпийского принципа.
Несколько выпадает из общего курса на нейтральный в целом характер взаимодействия России с международными институтами наше участие в форуме стран экспортёров газа ФСЕГ. Первым генсеком ФСЕГ стал представитель России Леонид Бохановский. Он на своём посту развернул очень активную деятельность, и уже в ноябре текущего года запланировано проведение первого саммита стран форума экспортёров газа. Вместе с тем реальные возможности форума на данный момент ограничены уставом, который ориентирует организацию на обмен опытом, мнениями, информацией по ключевым вопросам мировой газовой промышленности. Поэтому участие России во ФСЕГ не несёт угрозы ограничения свободы действий на газовом направлении.
К сожалению, тема энергоэффективности, входящая в число приоритетных направлений модернизации России, пока слабо охвачена в рамках многостороннего сотрудничества. Под эгидой Восьмёрки в 2009 г. было создано международное партнёрство по сотрудничеству в области энергоэффективности IPEEC, в работе которого, помимо стран группы Восьми, участвуют Австралия, Китай, Республика Корея, Бразилия, Мексика, Индия и Евросоюз. Мы участвуем в заседаниях исполнительного совета, но практически незаметно формирование программы работы или выдвижение конкретных совместных проектов.
4 и 5 апреля в Объединённых Арабских Эмиратах с участием более 70 министров прошла учредительная конференция Международного агентства по возобновляемым источникам энергии IRENA, уставные документы, которые подписали более 140 стран. Россия пока воздерживается от участия деятельности Агентства.
Надо сказать, что, возможно, заметную роль в выборе в пользу снижения вовлечённости России в деятельность многосторонних институтов играет неэффективность существующих механизмов в этой области. Кроме того, процессы формирования новых институтов многостороннего энергетического сотрудничества далеко не всегда учитывают национальные интересы России. Видимо, с учётом этого на основе предложенного в апреле 2009 г. в Хельсинки Президентом России Дмитрием Анатольевичем Медведевым концептуального подхода к формированию новой правовой базы международного энергетического сотрудничества российскими экспертами был подготовлен проект Конвенции по обеспечению международной энергетической безопасности.
Здесь должен был выступать Теодор Израилевич Штильгинд, который является главным российским экспертом по разработке проекта Конвенции по обеспечению международной энергетической безопасности. Может быть, я частично попытаюсь восполнить его отсутствие и сказать несколько слов о продвижении данного документа.
Этот документ в настоящее время не имеет статуса официальной бумаги. На сегодня это продукт разработки деятельности российских экспертов. Вместе с тем он был разослан по официальным каналам более чем в 60 стран, в ведущие профильные организации, а также структуры ООН, такие как ЕЭК ООН и ЭСКАТО. Вместе с тем продвижение данного проекта Конвенции пока сталкивается с определённым противодействием со стороны ряда основных партнёров России, и прежде всего Евросоюза. В частности, в феврале этого года ЕС принял решение о том, что он будет блокировать обсуждение проекта Конвенции на любых площадках, за исключением Энергохартии и двусторонних переговоров по новому базовому Соглашению между Россией и ЕС. То есть тут тоже есть определённые проблемы, потому что ЕС – это наш основной торговый партнёр. Основная часть энергоносителей из России поставляется в страны Евросоюза. И нежелание основного торгового партнёра России обсуждать проект Конвенции существенно затрудняет её продвижение. Не исключено, что нам придётся, видимо, вернуться на площадку ДЭХ, для того, чтобы учесть российские предложения по совершенствованию международного законодательства в сфере ТЭК в рамках процесса модернизации Энергохартии. Данный процесс был, по сути дела, инициирован Россией несколько лет назад. Мы обратили внимание, что Договор к Энергохартии, который был подписан в 1994 г. в момент, когда происходили достаточно серьёзные процессы на постсоветском пространстве, ещё не было определённой стабильности, в определённой степени данный документ устарел. И мы инициировали процесс модернизации данного документа. Может быть, имеет смысл вернуться на площадку ДЭХ, но это будет, конечно, решение не экспертов, а решение стороны.
В целом, завершая своё выступление, я хотел бы сказать, что определённый недостаток нашей работы, я считаю, на данном направлении – это отсутствие концепции нашего участия. То есть необходимо участие многосторонних институтов международного энергетического сотрудничества. То есть необходимо, как я считаю, провести определённую инвентаризацию данных институтов, хорошо понимать, чтó данный институт может сделать, какую пользу может принести участие в нём России, – и с учётом этого уже вести работу.
Спасибо за внимание. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Спасибо большое, Николай Валентинович. Я хотел бы представить следующего докладчика – руководитель проекта по внешней энергетической безопасности республики Словакия Министерства иностранных дел республики Словакия Урбан Руснак. Тема его выступления: «Региональное сотрудничество “Вышеградской четвёрки” в энергетической области».
У. Руснак. Спасибо, Валерий Иванович, за представление. Дорогие друзья! Когда я принял приглашение участвовать в форуме и мне предложили придти и, помимо других площадок, участвовать в конференции МГИМО, мне это показалось очень интересным. Но одновременно я должен признаться, что я совершил ошибку: я забыл о том, что это студенческая аудитория в большой степени. У меня есть достаточный опыт общения со студенческой аудиторией, и я понимаю, что взамен занятий приходят люди на такие конференции, и очень тяжело привлечь внимание людей, которые заняты, кто на правом, кто на левом фланге, забился далеко-далеко и ему не очень интересно слушать то, о чём идёт речь.
Второй вопрос – тоже немножко небольшая… не претензия, а ремарка к организации конференции. Получается, что это система докладов. Я понимаю, что студенты, привыкшие слушать лекции, но я думаю, что намного интереснее было бы дать возможность задать несколько вопросов выступающим. Вот такой возможности у нас сегодня нет. И поэтому я решил немножко изменить программу своего выступления. Мой доклад (я его в конце быстренько пробегу) – он достаточно технический и, может быть, вам будет неинтересен.
Я постараюсь немножко очертить вопрос энергобезопасности с позиции небольшой страны, которая находится сегодня в составе Евросоюза, но у которой вся энергетика, вся инфраструктура. Она в силу исторических причин на сегодняшний день на 100 % завязана на Россию. Словакия импортирует из России 100 % природного газа, 100 % нефти, всё ядерное топливо. Даже каменный уголь, который мы используем для генерации электроэнергии в Восточной Словакии, на сегодняшний день мы привозим из Российской Федерации.
Хорошо это или плохо? Почему так случилось?
В принципе, вот этот исторический процесс, который является результатом того, что, действительно, когда-то мы были составной частью одной системы. Как сегодня утром предлагал французский коллега, чтобы Россия и Европа вступили в какое-то объединённое экономическое пространство… Да, мы были когда-то составной частью одного такого объединённого экономического, и политического, и военного пространства, и я должен сказать, что тогда, по тем стандартам и по сегодняшним стандартам, такое положение дел на 100 % обеспечивало энергетическую безопасность тогда ещё Чехословакии.
Должен сказать такую небольшую ремарку. Почему вся Западная Европа помешана на энергоэффективности, на зелёной энергии, на снижении зависимости от импорта? И страны Центральной Европы, и страны бывшего Советского Союза, СНГ – они намного чувствительнее, я имею в виду на таком житейском, человеческом уровне. Это очень просто объяснимо: потому, что генерация людей, которые в 70-е гг. в Европе пережили результаты нефтяных шоков, когда им пришлось ни с того ни с сего оставлять автомобили дома, потому что на заправках не было бензина, когда они пришли к талонной системе выделения электроэнергии и бензина, когда выключалось публичное освещение в городах и они уходили в темноту, – то это потому, что они недооценили свою импортозависимость. Они думали, что всё будет нормально, что у них есть диверсифицированные потоки энергоносителей, и всё это рухнуло. По политическим причинам вследствие конфликтов на Ближнем Востоке Европа оказалась под эмбарго. И то население, которое пережило вот этот шок, намного более чувствительнее относится к тем проектам и к тем необходимостям, которые ведут к снижению энергоёмкости, которая повышает энергоэффективность и которая, в конце концов, намного чувствительнее относится к тому, что они хотят диверсифицировать свою зависимость, они понимают, что быть зависимым от одного источника – это достаточно сложно на длительное время.
В наших странах, такой опыт отсутствует на человеческом, на общественном уровне, потому что у нас никогда (и при старой власти, и при новой власти) не было такого, никто никогда не ощутил вот этот энергетический голод на своей собственной шкуре (извините за выражение). И поэтому, очень тяжело повысить энергетическую эффективность именно в той части Европы, которая никогда не чувствовала энергетического голода, как наши коллеги в более развитой, в более богатой части Европы, но, тем не менее, они пережили это, у них был такой жизненный опыт.
Я хотел бы немножко прокомментировать то, что сегодня утром тут было в отсутствие дискуссии, хоть таким образом.
Господин Одеров из «Газпрома» очертил схему построения новых газопроводов и как они будут улучшать энергобезопасность Евросоюза и Европы в целом. Да, может быть, с точки зрения Европы как таковой и повышается энергобезопасность. Но с точки зрения Словакии, которая находится на линии основных экспортных маршрутов Российской Федерации в Европу что по газу, что по нефти, конечно, вот такое развитие построения новых газопроводов в обход транзитных стран (что вполне легитимно, я хочу отметить, с точки зрения России) при совпадении других моментов, как, скажем, стабильность спроса на энергоресурсы в Евросоюзе, который проявится на ближайшие 10–15 лет, и когда повышение доли газа, возможно, только за счёт понижения внутренней добычи в Евросоюзе будет возрастать импорт газа, но общая картина потребления энергии будет стабильной. И одновременно это происходит на фоне того, что в результате развития добычи сланцевого газа в Соединённых Штатах Америки на рынке образовался переизбыток сжиженного газа. На сегодняшний день мы видим, что доля российского газа в Европе из-за разных причин снижалась. И строить новые газопроводы, новые проекты, которые суммарной общностью превышают существующую линию, которая проходит через Украину и Словакию, конечно не может не вызывать тревогу, потому что у нас есть уже опыт нефтепровода «Дружба», проектная мощность которого 22 млн. тонн нефти в год, и он уже лет 15 используется только на половину – где-то 10–11 млн. тонн нефти в год прокачивается в этой трубе. Скорее всего, уже после введения в строй «Северного потока» транзит через Словакию упадёт на 25 %. Если у нас было где-то порядка 90, до 90 млрд. м3 в год, 25 % уйдёт по «Северному потоку». Если будет построен «Южный поток», совокупность мощностей «Северного» и «Южного потока» превысит объёмы транспортировки через Словакию и Украину.
Мы задаём себе вопрос: зачем такой двукратный резерв мощностей? Не слишком ли это много? – когда не хватает инвестиций в геологоразведку, когда мы слышим, какие сложности в освоении многих ресурсов, новой сырьевой базы в России и вкладываться в такие дорогостоящие проекты, которые идут и диверсифицируют пути поставок газа в Европу, но не приносят качественно новый газ, потому что это идёт перераспределение тех потоков газа, которые на сегодняшний день имеются в разработке.
Что мы можем сделать как страна, на 100 % зависящая от российского импорта, в таком раскладе, когда Россия сама последовательно проводит политику диверсификации? Наш ответ – тоже только диверсифицировать. Но, к сожалению, у нас не хватает средств на это, как в России, у нас нет выхода в свободное море, мы страна континентальная. Нам уповать только на что? Только на региональное сотрудничество с нашими непосредственными соседями. Это есть «Вышеградская четвёрка», которую составляют Словакия, Чехия, Польша и Венгрия.
Что представляет собой «Вышеградская четвёрка» в энергетическом сотрудничестве? Цель Вышеградского сотрудничества – это как раз повысить стабильность и эффективность работы, координация и подготовка общих позиций в Евросоюзе. После того, как все наши страны вступили в Евросоюз, мы столкнулись с достаточно разным восприятием вопросов по энергетике между старыми странами Евросоюза и новыми странами Евросоюза именно в силу того исторического наследия, которое у нас есть, в силу того опыта, который они прошли, и в силу опыта и инфраструктуры, которые созданы в Центральной Европе.
Один из самых больших вопросов сотрудничества – это как перевести это политическое сотрудничество в практическую плоскость. Значит, мы должны ориентироваться на конкретные проекты, мы должны понять, что мы можем сделать конкретно; уже не разговаривать, а идти в конкретные проекты. Но так как все эти страны, мягко говоря, небольшие, и у них нет избыточных ресурсов, тогда нам необходимо найти вот эти свободные ресурсы, и после вступления в Евросоюз мы надеемся получить достаточно серьёзную поддержку из общей европейской копилки.
Каким образом можно реализовать вот это региональное сотрудничество? У нас есть уже хорошо наработанный опыт, потому что Вышеградская структура работает уже 20 лет по разным направлениям, но она не формализована, у нас нет какого-то общего секретариата, у нас нет какого-то общего кабинета, который бы всё организовал, но зато идёт всегда очень прагматично, на конкретные проблемы создаются рабочие группы. Они идут на высшем уровне, на рабочем уровне, на конкретные проекты. Итак, мы тут видим перечень рабочих групп и платформ, которые мы создали в Вышеградском сотрудничестве для решения именно энергетических проблем. Первые три – внутривышеградские, и четвёртая группа, которая занимается вопросами пересечения север–юг – в её состав входит и Еврокомиссия – Болгария, Румыния и Хорватия на правах наблюдателей. Что нам надо? Нам надо выйти в море. Без выхода в море мы не можем никаким образом диверсифицировать поставки газа, например.
С формальной точки зрения, Вышеградское и более широкое региональное сотрудничество в Центральной Европе началось с Будапештской Декларации от 24 февраля 2010 г., когда согласились, что необходимо усилить диалог и координацию, необходимо планировать новые инфраструктурные проекты на соединение внутреннего рынка в рамках Евросоюза, и, конечно, опять вопрос финансов. Вопрос финансов стоит во главе угла всех проблем.
Основная цель Будапештской Декларации – это действительно усилить региональное сотрудничество в энергетической безопасности и предложить конкретные проекты – раз, и два – выносить региональные и национальные приоритеты в энергетическом секторе стран Центральной Европы и перенести это на общеевропейский уровень.
Какие конкретные проекты были предложены в рамках Вышеградского сотрудничества или, шире, центрально-европейского сотрудничества? Вот это было построение северного и южного газового коридора, который соединяет точки входа на терминале на Балтийском море и Адриатическом море через Польшу, Чехию, Словакию, Хорватию или на Чёрное море в направлении Румынии.
Второй вопрос – это поддержка реализации проекта «Набукко». Я уже сказал, что «Южный поток» отбирает весь транзит через Словакию. Нам очень тяжело согласиться с поддержкой «Южного потока» как диверсификационного проекта, который нам не принесёт новый газ; это будет тот же газ, только он пойдёт в обход Словакии. Нам тяжело поддержать такой проект, хотя понимаем, что Россия со своей логикой приступает к этому, и что логика Евросоюза как единого, может быть, и потребует в будущем только Европа. Но есть разные точки зрения внутри Евросоюза, и нельзя сказать, что Евросоюз действует по какой-то указке. У всех 27 стран есть свои точки зрения, мы пытаемся найти и сформировать какой-то компромисс, который учтёт интересы и тех, и других. Третий проект, это что, что я сказал – точки входа сжиженного газа с юга и с севера в регион.
В Вышеградском сотрудничестве есть такое ротируемое председательство, и Словакия на нынешнем этапе является председательствующей страной Вышеградского сотрудничества, и наши три приоритета в этой области – это имплементация третьего пакета в наши национальные правовые системы, сотрудничество в климатическо-энергетическом пакете и вопрос о возобновляемых источниках энергии, и третий приоритет – энергобезопасность.
Когда мы говорим о северо-южном газовом коридоре, мы подразумеваем какую-то одну трубу, которая проложена с Ямала в Европу, или как Уренгойский, или как газопровод «Братство». Нет, наоборот, это серия небольших перемычек, небольших соединений, которые соединяют уже существующие национальные сети Польши, Чехии, Словакии, Венгрии и Хорватии. Какая мощность вот этих? Пропускная способность этих сооружений находится где-то порядка от 3 до 5 млрд. кубометров в год. Если мы видим, что основной газопровод с востока на запад проходящий через Словакию, имеет мощность 90 млрд. кубометров в год, вот эти перемычки – это где-то 3–5 млрд. кубометров в год. Это для того, чтобы понять, что для нас, несмотря на всё, Россия остаётся поставщиком энергии первого выбора. Мы не ставим под вопрос Россию как поставщика и понимаем, что самый дешёвый, самый надёжный газ мы получаем из России. Но после событий 2006, особенно 2009 г. мы не можем просто слепо полагаться на то, что у нас этот газ всегда будет.
Где мы находимся сегодня? Сегодня из всей этой линии соединения северо-южного газового коридора существуют только две – чешско-польская перемычка и чешско-словацкий реверсный поток по основному направлению газопровода, который проходит через Словакию.
Что находится в процессе строительства? На юге это венгерско-хорватская перемычка и на территории Словакии это постройка магистрального газопровода для реверсного потока, потому что он был построен только для подачи газа с востока на запад, и мы должны обустроить его так, чтобы в случае необходимости мы могли подавать газ с запада на восток.
К 2015 г. должны построиться вот эти проекты. Часть этих проектов – в Чехии, в Польше, и для нас самый интересный момент – это словацко-венгерская перемычка, которую мы надеемся построить к 2015 г. Кстати, если будет построен «Южный поток» через Венгрию, эта перемычка может использоваться для транспортировки газа в Словакию и газа из «Южного потока» либо в «Набукко», либо в Energy Terminal, который, надеемся, в будущем будет построен в Хорватии. Это всё в плане на будущее, на 2015 и 2020 г.
Вся эти система секторов газопроводов не будет построена раньше 2020 г. Это при оптимальном условии, что мы найдём финансирование, что будет достаточный спрос на этот газ. Конечно, это схема, которая нас не защитит от полной остановки подачи газа с востока, и никто о такой возможности не думает. Это на случай, если вдруг опять возникнут какие-то вопросы технические, политические, любые проблемы, – чтобы у нас был хоть какой-то запасной вариант, чтобы хоть какой-то процент потребления мы могли бы получить не из российских источников.
Это последний слайд, касающийся нефти. Мы тут видим опять, что страны «Вышеградской четвёрки» – Польша, Чехия, Венгрия – мы 100 % опять получаем… не 100 %, но Словакия – 100 %, другие страны менее уязвимы с этой точки зрения… опять получаем нефть через систему трубопровода «Дружба», которая в силу нового диверсифицированного проекта, так называемая система «БТС-2», Балтийская трубопроводная система-2, которая берёт своё начало как раз перед выходом из территории Российской Федерации и даёт техническую возможность увести практический весь объём нефти газопровода «Дружба» на Балтийское море. И опять я говорю только одно, что арифметика нам даёт поводы для беспокойства. Потому что если есть опять вариант, по которому может уйти вся нефть на север, у нас, словаков, нет другой возможности получить нефть, только как по нефтепроводу «Дружба». И если такой сценарий осуществится, для нас это будет очень сложный и технический, и политический момент, как выйти из положения. Я очень надеюсь, что результатом ввода системы «БТС-2» не будет сокращение подачи нефти по нефтепроводу «Дружба».
Большое вам спасибо за ваше внимание. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Спасибо большое. Я хотел предоставить слово следующему докладчику – генеральный директор филиала «Синопек» в России (вы знаете, что это одна из крупнейших мировых корпораций) Лян Ян Цзы. Его выступление: «Долгосрочные перспективы взаимовыгодного сотрудничества». Пожалуйста.
Лян Ян Цзы. Уважаемый председатель конференции, уважаемый президиум, дамы и господа и уважаемые присутствующие здесь студенты! Я чрезвычайно рад возможности принять участие здесь в Московском государственном институте международных отношений, принять участие в Московском международном энергетическом форуме, встретиться с вами и обсудить вопросы будущего развития и сотрудничества в российской энергетике.
Свой доклад я бы хотел озаглавить следующим образом: «Долгосрочные перспективы взаимовыгодного сотрудничества».
Основная деятельность корпорации «Синопек», которая является крупнейшим в Китае интегрированным нефтехимическим предприятием, занята во всех сферах газовой промышленности, связана с разведкой и освоением, добычей и переработкой и реализацией нефтегазовой продукции. Кроме того, «Синопек» является крупнейшим производителем и поставщиком нефти и нефтехимической продукции в Китае. В 2010 г. компания заняла 7 строчку в рейтинге 500 крупнейших компаний мира по версии журнала «Fortune».
Деятельность зарубежных проектов компании по разведке и освоению нефтегазовых месторождений охватывает свыше 20 стран в Африке, на Ближнем Востоке, в России, в Средней Азии, Америке, Южно-Азиатском и Тихоокеанском регионе, являясь первым шагом на пути формирования единой стратегической карты международного сотрудничества в области нефтегазовой промышленности. В будущем мы продолжим прилагать все усилия для полного раскрытия потенциала интегрированной системы «Синопек», и опираясь на хозяйственную и финансовую технологическую мощь компании, активно расширять сотрудничество со всеми энергетическими державами мира.
С российскими нефтяными компаниями корпорацию «Синопек» связывает длительная история успешного сотрудничества. В 2005 г. нами совместно с НК «Роснефть» был запущен проект по разведке и освоению Венинского блока «Сахалин-3», и благодаря плотному сотрудничеству между нами в настоящее время можно говорить о полном выполнении объёма работ, установленных Соглашением между нашими сторонами, и обнаружении многочисленных нефтегазовых запасов, а также завершении базового исследования Венинского нефтегазового месторождения. В марте 2006 г. компанией «Синопек» совместно с «Роснефтью» было приобретено предприятие «Удмуртнефть» в Удмуртской республике, и в течение четырёх лет нашего сотрудничества предприятие работает полным ходом, объём добычи сырой нефти ежегодно повышается, инвестиционная структура постоянно совершенствуется, а также наблюдается перевыполнение планов по основным экономическим показателям. Вместе с тем благодаря непрестанным усилиям наших сторон и всё более растущему взаимодоверию в работе предприятий всё складывается благополучно.
Создание базы для такого плодотворного сотрудничества стало возможным прежде всего благодаря положительному характеру отношений между нашими странами и между правительствами двух стран, стабильной политической ситуации, экономическому росту, позволяющему гражданам наших стран жить и работать в мире и спокойствии, и во вторую очередь благодаря характерным особенностям наших организаций, позволяющим в ходе сотрудничества заимствовать сильные стороны другой стороны для восполнения собственных недостатков.
Мы глубоко осознаём, что великая Российская Федерация является не просто ресурсным государством, а, скорее, энергетической супердержавой, экономическим и политическим гигантом, располагающим благоприятной гуманитарной обстановкой, высококвалифицированными техническими кадрами и совершенствующейся правовой системой. Компания «Синопек» обладает передовыми технологиями в области освоения, разведки и переработки нефтегазовых ресурсов, значительной финансовой мощью, солидным производственным и эксплуатационным потенциалом, богатым управленческим опытом, способно внести свой вклад в экономическое развитие и энергетическое строительство России, взаимовыгодное сотрудничество на основе заимствования положительного опыта между предприятиями наших стран. И в будущем, будь то разведка и освоение, переработка и производство или же совместное инвестирование и технологический сервис как в пределах России, так и за её пределами, компания «Синопек» заинтересована развивать энергетическое сотрудничество со всеми российскими нефтяными предприятиями, сотрудничество в многообразной форме и не ограниченное по содержанию с единственной установкой на его взаимовыгодность.
Компания «Синопек» всегда исходила из принципа честности и желания дружбы с российским народом, твёрдо разделяет идею и строго соблюдает нормы охраны окружающей среды, глубоко осознаёт социальную ответственность и активно работает в социальной сфере. Мы убеждены, что принцип долгосрочных перспектив взаимовыгодного сотрудничества обладает достаточным потенциалом, является необходимым условием для повышения уровня сотрудничества.
И в заключении позвольте мне в качестве иллюстрации перспектив такого сотрудничества привести строчку древнего китайского стихотворения: «Будет время идти на всех парусах в открытое море». Спасибо. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Спасибо большое. Должен сказать, что компания «Синопек» является активным участником Международного нефтяного клуба, и я хотел предоставить слово исполнительному вице-президенту Московского международного нефтяного клуба профессору Международного института энергетической политики и дипломатии университета МГИМО Тогрулу Адильевичу Багирову. (Аплодисменты.)
Т.А. Багиров. Оказаться ещё раз в МГИМО – это большая честь. И вообще конференции, которые проводит Валерий Иванович и его институт, с каждым годом приобретают совершенно новое звучание, они становятся содержательными и актуальными. И с этим я вас поздравляю.
Как сказал наш друг товарищ Лян, компания «Синопек» действительно открывает новые ворота в России. Вы знаете, Китай стал законодателем мод, в частности, в нефтегазовой сфере в мире. Отчасти рост цен – это не только спекуляции или геополитическая напряжённость, но это ещё высокие потребности континентального Китая, которые действительно растут быстрыми темпами. Компания «Синопек» является лидером в этом смысле, лидером в российско-китайском энергетическом сотрудничестве. И вот два проекта, которыми занимаются конкретно наш друг Лян и его команда: это «Удмуртнефть» – это очень тяжёлый проект, который «Синопек» удалось вытянуть, проект, который был с падающей добычей ещё в 2006 г., теперь там добыча растёт, то есть технологии, которые были внедрены, действительно уникальны и соответствуют российской специфике; и второй проект – это Сахалинский проект. Но что очень важно – что компания «Синопек» не останавливается, а хочет инвестировать, и для этого есть все основания и все возможности, в том числе финансовые.
Сегодня также прозвучало очень интересное замечание от специального представителя Президента Франции господина Тома, который озвучил вещи, которые ещё недавно говорили мы. То есть речь идёт о создании (по крайней мере, он так сказал, и я его приветствую) некого единого энергетического баланса между объединённой Европой и Россией. К этому я бы ещё добавил бывшие Советские страны, богатые нефтью и газом, то есть Каспийский регион. Потому что именно Россия и эти страны – Казахстан, Азербайджан, Туркмения, Узбекистан – представляют некую, если хотите, альтернативу неспокойному, бурлящему и конфликтному Большому Ближнему Востоку. Поэтому это замечание и эта мысль господина Тома действительно должна быть развита, и мы надеемся, что институт будет участвовать в таком серьёзном осмыслении и мозговой атаке с тем, чтобы уже в совсем скором времени мы могли бы выйти на конкретные предложения.
Есть группа в России, которую возглавляет бывший министр энергетики и спецпредставитель по Каспию Калюжный Виктор Иванович, который конкретно занимался этой темой, у него есть даже уже написанные предложения. И вы знаете, она укладывается в те стратегические инициативы, которые выдвинул Президент Медведев ещё два года назад о создании новой глобальной и европейской энергетической безопасности.
Я планировал сказать несколько слов о том, какое влияние обстановка и геополитические конфликты на пространстве Большого Ближнего Востока и Северной Африки окажут на цену на нефть, потому что нас с вами интересует прежде всего это. Но мы видим, что цена растёт, действительно в ней очень много составляющих, часть – это спекуляции, часть – это геополитика, но часть – это реальный выход мира из экономической депрессии и кризиса, это реальные потребности, в том числе Китая, Индии, развивающихся стран. И последняя трагедия в Японии показала, по большому счёту, что, во-первых, потребление будет расти гораздо быстрее в нашем глобальном мире, а во-вторых, альтернативы в хорошем смысле этого слова – экологически чистому газу и нефти, которая больше должна быть основой для нефтехимии – в мире нет. Так что я вас поздравляю: нефть и газ – это уже давно не экономическое понятие, а уже давно геополитическое. И то, что вы изучаете нефть и газ, энергетику, энергетическую дипломатию – это говорит о будущем.
Спасибо. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Спасибо, Тогрул Адильевич. Я хотел бы предоставить слово следующему докладчику – генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности Константин Васильевич Симонов. Тема его выступления: «Изменения в системе глобальной энергетической безопасности после событий в Северной Африке и на японских атомных электростанциях». Пожалуйста.
К.В. Симонов. Спасибо большое, Валерий Иванович. Я не откажусь от удовольствия выйти к трибуне, потому что когда ещё окажешься в МГИМО? Когда я выступаю в МГИМО, мне стыдно, что я оканчивал не этот замечательный ВУЗ, а другой московский университет, но, тем не менее, надеюсь, что вы меня простите.
Я хотел коротко поделиться своими соображениями относительно того, что сейчас происходит на глобальном рынке. Наш коллега из Словакии всё время требовал дискуссии: «Где же у нас диалог? Хотим диалога». Ну что ж, некоторые мои замечания можно рассматривать и в качестве небольшого диалога и скромной полемики с нашими европейскими коллегами.
Что мы наблюдаем сейчас в мире? Я бы выделил три основных момента, они лежат на поверхности.
Первый момент – это то, что сейчас происходит на севере Африки, но в целом мы тоже понимаем, что это не только касается севера Африки – это касается всего региона, который называется Большим Ближним Востоком, но и на самом деле это в целом касается вот той идеи Европейского Союза про диверсификацию поставок, о которой сегодня мы тоже уже говорили.
Смотрите, Европейский Союз в последнее время, последние несколько лет у него в основе энергетической политики лежала очень простая стратегия – лишь бы кто, но только не Россия. Будем откровенны, это было именно так. Почитаете программу «20–20–20», что в редакции прошлого состава Европейской Комиссии, что, кстати, в новой версии, презентованной осенью прошлого года, в редакции Эттингера, но суть там не изменилась. Вот это упорное желание диверсифицировать поставки, упорное желание избавиться от России как поставщика являлось одной из основ энергетической стратегии Европейского Союза.
И сегодня мы видим, что все потенциальные новые партнёры оказываются гораздо более проблемными, прежде всего, с политической точки зрения. Например, возьмём ту же Ливию. Да, с одной стороны, Ливия – все там уже выучили, что её доля на мировом рынке нефти не так и велика, и по газу она поставляет 10 млрд. кубов только в Италию, но, тем не менее, на итальянском рынке мы видим, что Россия в последние годы, особенно в 2010 г., сокращала свою долю, в том числе и за счёт возможности получать этот газ из Ливии. Что теперь будет происходить с Ливией? Мы видим, что и сама операция входит в такую фазу, уже напоминающую бразильский сериал, где нет какого-то обозримого конца, и в перспективе… мы понимаем, что ловушка в том, что если в этот регион придёт демократия и там состоятся честные выборы, то велика вероятность того, что победят происламские силы. Я напомню, что такая ситуация была в начале 90-х в Алжире, где провели выборы, а потом сами же ужаснулись, потому что пришли исламисты, и пришлось организовывать военный переворот, чтобы поменять ситуацию. Мы видим, что происходит в Йемене, что происходит в Бахрейне, совершенно непонятная ситуация в Саудовской Аравии, и уже руководство Саудовской Аравии делает заявление, что, дескать, если будет там что-то происходить, то нефть будет стоить 300 долларов за баррель; этого там нет, но фактически вот такая просьба гарантировать политическую стабильность, а иначе всё будет гораздо хуже. Поэтому вот эта идея, что газа и нефти в мире много, мы его везде понаберём… я чуть-чуть огрубляю, но, тем не менее, она работает крайне слабо. Я помню, как министр энергетики Украины, наслушавшись европейских баек, в мае прошлого года говорил, что он будет в Египте покупать СПГ по 195 долларов за 1000 кубов. Ну и где теперь Египет, где теперь СПГ из Египта? А ведь Египет – это не только поставки газа и нефти, это ещё и Суэцкий канал, через который гнали в прошлом году порядка 35 млрд. кубов СПГ на европейские рынки. Таким образом, вот эта идея, что мы даже готовы работать с любыми авторитарными исламскими режимами, сегодня пробуксовывает, и это, конечно, для России даёт дополнительные возможности для вот этой геополитической игры.
Второй момент – это Фукусима. Тоже интересная тема, безусловно, потому что одна из стратегий Европейского Союза, связанная с избавлением от России, была связана с темой вот этого ядерного ренессанса. Европа эту идею предложила, активно продвигала, пиарила, там были достаточно большие проекты по атомной энергетике в Европе. Но сейчас, после Фукусимы, мы видим, что ситуация будет пересмотрена, это очевидно.
Например, для меня ясно, что в Германии теперь уже точно будет реализована старая программа закрытия атомных станций. Напомню, что она должна была быть реализована до 2020 г. в первой версии, но сейчас из-за политики Меркель она будет продлена на какое-то время. Но, тем не менее, даже последнее поражение партии Меркель на выборах показывает, что атомная стратегия Германии будет пересмотрена. Мы понимаем, что, конечно, ряд стран не откажутся от атома, такие как Франция, но всё равно здесь уже мы видим, что вот это решение, что мы найдём альтернативу российской нефти и российскому газу в атоме, тоже ставится под большой вопрос. И, кстати, новые рынки находятся потенциально… вот если мы возьмём Германию и представим, что она закроет все атомные станции и перейдёт на газ, экологически чистое топливо, как здесь уже звучало, это дополнительно 35–38 млрд. кубов газа, считайте, один с небольшим газопровод дополнительно можно строить.
А с Японией ситуация ещё печальнее, потому что совершенно очевидно, что Фукусиму придётся закрывать, это не подлежит сомнению. Видите, здесь события идут по нарастающей: сегодня очередное землетрясение на Хонсю, уже другая атомная станция работает со сбоями. А я помню, что на Хонсю в 2007 г. было землетрясение… причём сегодня ночью было землетрясение 7,4, а четыре года назад было 6,7, и тоже была ещё на одной станции утечка радиоактивной воды полторы тонны, а сегодня только на Фукусиме 60 тонн радиоактивной воды, это та вода, которую сами японцы называют радиоактивной. Что с ней делать сегодня? Как осуществлять её сброс в океан и так далее? Это серьёзные вопросы. А если мы говорим про Японию и, например, представим тоже гипотетически, что Япония выходит из атома – это уже дополнительно 65–68 млрд. кубов газа, то, считайте, это уже фактически 70% рост спроса на газ только в одной стране.
Вот мы видим, как ещё год назад говорили: «Газа в мире много, нефти в мире много». Я прекрасно помню эти прогнозы по газу, когда говорили, что наступила эпоха покупателя. Всё, наступает конкуренция, и Европейский Союз из этого исходил. Возьмите тот же третий пакет. Третий пакет хорош, когда у вас на входе в систему газа много и существует конкуренция, а когда у вас на входе в систему газа мало, третий пакет вам ничем не поможет, а поможет только продавцу газа. И вот тут-то и возникает вопрос, что делать с этой диверсификацией, да и насколько она хороша и насколько она позитивна. Поэтому в этом плане, может быть, мир становится не вполне прогнозируемым. И я бы тоже обратил внимание, что (особенно в газе это видно) фактически все прогнозы развития газа по спросу оказались уже сейчас посрамлены, если мы рассмотрим прогнозы до 2020 г. Но это тоже огромные возможности для нас, и здесь много вещей за нас делают наши коллеги. Мировое энергетическое агентство в июне собирается презентовать доклад «Золотая эра газа?» Но они там стыдливо ставят знак вопроса. По большому счёту, наша задача тоже этот знак вопроса убирать, потому что тут никаких сомнений нет, что при игре в добрую роль газа растёт достаточно сильно, и, безусловно, это укрепляет позиции России, и достаточно серьёзно.
Я думаю, что сейчас уникальная ситуация пересмотреть наши отношения с Европейским Союзом. И вот эта европейская гордость, вот эта демонстрация того, что альтернатива найдена, что мир спасён… Всё не так просто. И по тому же сланцу, кстати, тоже я помню, как европейцы в 2009–2010 гг.: «Всё-всё-всё, теперь у нас сланец». Я даже помню проекты – газопровод из Польши в Литву; на полном серьёзе, в Литву предлагали и уверяли, что это будет реализовано. Но вот уже несколько лет сланцевый газ идёт в Соединённых Штатах с переменным успехом, но, действительно, успехи там есть, но никакого экспорта, революции по Троцкому здесь не происходит; оказывается, что революция не всегда является экспортным товаром.
И последнее замечание. Оно связано с тем, что тоже Европа была убеждена в том, что действительно будет резко расти производство газа, и, как я уже сказал, конкуренция в этом сегменте будет нарастать, будет развиваться спотовый рынок, и у многих возникла такая иллюзия, что, например, спотовый рынок – это исключительно рынок дешёвого газа. И опять же для многих в Европе было откровением, что, например, Катар не хочет торговать газом по 2,5 доллара за НБТУ. Говорим: «Ну как же так! У вас там прибыль всё равно образуется в 10 долларов. Почему вы не хотите нам продавать?» Ну а зачем стране с полуторамиллионным населением продавать газ с маржой в 15 долларов на 1000 кубов? Конечно, этого не происходит.
Поэтому в заключении хочу сказать, что, действительно, мир меняется, и в период экономического кризиса была популярна вот эта книга «Чёрный лебедь», что, дескать, вот такие непредсказуемые события идут, и «чёрные лебеди», действительно, плывут, можно сказать, косяком – и Северная Африка, и Фукусима, и, возможно, будут другие события. Но на самом деле, на мой взгляд, сейчас, 2010–2011 год – они, скорее, играют в пользу увеличения роли России на мировом энергетическом рынке. Мы имеем возможности перезагружать наши отношения с Европой, Европа тоже, выталкивая нас на азиатские рынки, сейчас, я думаю, будет более трезво подходить к этому процессу, потому что тут уже диверсификация привела к ряду проблемных явлений, зато у России появляются эти возможности, с этими возможностями тоже приходят и дополнительные риски, но, тем не менее, хочу подчеркнуть, что неопределённость растёт, но далеко не всегда играет против нас, поэтому здесь у нас появляются новые возможности. Надеюсь, что мы сумеем ими воспользоваться и их реализовать. Спасибо. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Продолжаем работу нашей конференции. Я хотел бы предоставить слово руководителю Центра изучения мировых энергетических рынков Института энергетических исследований Российской Академии наук Татьяне Алексеевне Митровой. Тема её выступления: «Основные тенденции развития глобальных энергетических рынков». У меня просьба: давайте поприветствуем нашего докладчика. (Аплодисменты.)
Т.А. Митрова. Спасибо большое. Я понимаю, все уже утомились, и много всего интересного сегодня обсуждалось. Тем не менее, я думаю, что вопрос глобальных перспектив, глобальных трендов развития мировой энергетики всё равно представляет очень большой интерес для всех, кто в энергетической сфере тем или иным боком задействованы или собираются как-то активно присутствовать.
В этой связи, понимая, что десяти минут, выделенных регламентом, явно недостаточно для глубокого обсуждения тематики, я хотела бы в первую очередь всех перенаправить на сайт нашего института, где можно скачать свеженький, только что вышедший прогноз развития мировой энергетики до 2030 г., который был нами подготовлен. Это фактически первый прогноз мировой энергетики, подготовленный на российской базе. То есть обычно мы привыкли пользоваться материалами и прогнозами Международного энергетического агентства и Министерства энергетики США, но в какой-то момент пришли к выводу, что при всём уважении к ним и действительно высоком качестве работ, существует ряд аспектов, которые необходимо прорабатывать аккуратно и тщательно самим, и в первую очередь это касается всех сценарных предпосылок, которые заложены в эти прогнозы.
У нас организована достаточно сложная система сбора и обработки информации, модельный комплекс, который включает и вот этот целый набор моделей, и всю окружающую их информационную базу данных, потому что понятно, что ни одна модель без информации работать не может.
И в результате мы подошли как раз к тщательной проработке региональных перспектив развития мировой энергетики. Основная особенность этого прогноза – это то, что мы шли именно с регионального уровня на мировой. С чем это связано? С тем, что не существует средней температуры по больнице, и говорить о единых трендах крайне тяжело. Каждый макрорегион из тех, что здесь представлены, имеет свою специфику, свои исходные установки, свои тренды экономического развития, численности и темпов роста населения, других параметров и свои приоритеты. И в связи с этим мы наблюдаем разнонаправленную динамику в отдельных регионах мира, и сами результаты временами противоречащие, и сказать однозначно, что уголь будет снижаться, предположим, а газ будет расти – вот это крайне сложно, всё зависит от региона, для которого мы готовим это утверждение.
Мы постарались в нашем прогнозе максимально прозрачно раскрыть все сценарные предпосылки – какую макроэкономику мы за этим ставим, какие сценарные предпосылки. Я думаю, что должно быть интересно всем присутствующим, мы учли те последние события, которые происходили уже в 2011 г. и о которых сегодня не раз упоминалось – это геополитическая нестабильность на Ближнем Востоке и в Северной Африке и катастрофа в Японии, которые, естественно, все вы понимаете, радикальнейшим образом меняют саму картину мировой энергетики.
Сценарные предпосылки по ценам на нефть и следующие из них уже в качестве результатов прогноза цены на газ и уголь по отдельным регионам (вы видите, там идут существенные региональные отличия), анализ энергетической политики, которая в ряде регионов является совершенно определяющей и гораздо более весомой, чем даже объективные параметры экономической эффективности, например когда речь идёт о возобновляемых источниках, их внедрении и использовании – это всегда предполагает на современном этапе технологического развития определённую государственную поддержку субсидирования. Готово ли правительство идти на такие меры или нет, насколько сильно правительство давит с точки зрения повышения энергоэффективности, создаются ли институциональные условия для этого, создаются ли стандарты и требования для оборудования и так далее – это всё находится вне сферы чисто экономических предпосылок, но на реальные результаты оказывает огромное влияние.
Был проведён очень тщательный анализ ресурсной базы по разным типам месторождений, по стоимости их освоения. Вы знаете, что сейчас происходит и с газом, и с нефтью – огромное расширение вот этого круга нетрадиционных источников нефти и газа и всё большее их вовлечение в хозяйственный оборот, – самое главное – это посмотреть на то, сколько же это стоит. Декларации – это, конечно, здорово, но насколько они экономически конкурентоспособны – это мы тоже постарались оценить. Сами тренды энергоэффективности по разным странам, для ряда стран абсолютно неизбежно увеличение энергоёмкости просто потому, что перед ними ещё весь этап индустриализации, повышения уровня жизни и так далее.
Поэтому каждая страна, каждый регион должны рассматриваться отдельно с точки зрения своего уровня социально-экономического развития и политического регулирования.
И вот в результате то потребление энергии, которое мы получили в целом по миру. Вы видите колоссальную роль развивающихся стран Азии, которая обеспечивает основной прирост энергопотребления. То есть картина мира, с этой точки зрения, принципиально меняется. Если раньше основными потребителями энергии были развитые страны (всё время говорилось о Соединённых Штатах, которые больше всех потребляют), сейчас этот фокус смещается.
По видам топлива вы видите, что, из-за доминирования в приросте у развивающихся стран у угля достаточно серьёзные перспективы роста, но при этом растут и газ, и возобновляемые источники, и потребление нефти, хотя и более низкими темпами.
Я не буду тщательно, детально проходить по всем регионам мира просто потому, что у нас нет времени. Это достаточно большая презентация, которую надо внимательно и последовательно рассматривать.
Северная Америка. Основные тренды, которые можно выделить – это повышение импортной независимости Северной Америки в целом за счёт роста добычи нефти в Канаде и сланцевого газа в США, это снижение и в доле, и абсолютных объёмов потребления нефти в энергобалансе (вот эта точка перелома: если раньше нефть всегда росла, то теперь мы видим дестабилизацию и даже снижение), это рост добычи газа в первую очередь за счёт ресурсов сланцевого газа, столь неожиданно вовлечённых в энергобаланс, и, рост потребления и конкурентоспособности газа в электроэнергетике. И увеличение добычи нефти в Канаде – мы видим это как очень серьёзный тренд, который, по нашему мнению, пока ещё недооценён мировой аналитикой.
Энергетическая политика США здесь в первую очередь отражает вот эти последние заявления американской администрации по сокращению импорта нефти, увеличению внутреннего производства углеводородов (вот опять эта идея повышения импортной независимости) в сочетании с резким повышением использования возобновляемых источников.
В Латинской Америке, как видите, даже исходный энергобаланс радикальным образом отличается. Колоссальная доля возобновляемых источников, то есть даже нельзя сравнить ни с какой другой страной. Европа в данном случае выглядит жалким последователем, пытающимся достичь вот таких уровней. Это и гидроэнергетика, и биотопливо, которое, как вы знаете, в первую очередь в Бразилии наиболее широко используется. Но при этом и серьёзные приросты потребления и первичной энергии на 50 % к 2030 году, и нефти, и газа, то есть наблюдается очень быстрый, очень такой агрессивный рост, который потребует, соответственно, большого количества новых проектов.
Европа в целом (там дальше будет отдельно и по Евросоюзу, я не буду на этом останавливаться) показывает очень схожий тренд с Соединёнными Штатами – это стабилизация энергопотребления (неуёмного роста уже дальше мы не видим) в первую очередь за счёт очень интенсивного энергосбережения, за счёт определённой стабилизации численности роста населения, выноса промышленных производств за границы Европы и так далее. То есть тут рост наблюдается фактически только в некоторых странах Восточной Европы и в Турции, а если смотреть на ЕС-27, так тут вообще просто стабилизация. Они даже к 2030 г. не выходят на докризисные уровни энергопотребления, на уровень 2007 г. И посмотрите, например, на нефть, какое резкое снижение абсолютных объёмов потребления нефти. С чем это связано? Со всё более и более жёсткими стандартами на транспорте, с развитием новых технологий, развитием общественного транспорта и так далее.
И вот мы видим, то, что мы смоделировали, хотя энергетическая политика ЕС не увенчивается полным успехом, то есть не получается к 2020 г. выполнить вот эти задачи «20–20–20» в первую очередь по возобновляемой энергетике, достичь 20% доли не удаётся, у нас там получается максимум 14 %, но, тем не менее, даже частичная реализация этих задач существенно меняет энергетический ландшафт Европы. При этом, как мы видим, растёт потребление газа и возобновляемых источников, и, соответственно, растёт импортная зависимость Европы, поскольку собственная добыча газа, собственная добыча нефти снижается очень высокими темпами.
Посмотрите – вопрос влияния возобновляемых источников, будут ли выполнены цели «20–20–20», не будут, на объёмы экспорта газа. Последствия изменения энергополитики Европы в отношении АЭС тоже на объёмы потребляемого газа. Достаточно очевидно, что вот эти изменения в энергетической политике очень существенны и в целом для газового баланса Европы, и, конечно, для экспорта российского газа. Просто вот можно оценить влияние отдельных факторов.
Помните баланс американский, помните баланс европейский. Совершенно другая картина в странах СНГ: практически больше половины потребляемой первичной энергии – это газ, и никуда от этого не уйти, и все приоритеты энергостратегий стран СНГ с точки зрения снижения энергоёмкости, повышения энергонезависимости, стабилизации снижения уровня потребления газа – это звучит лейтмотивом во всех энергетических стратегиях, – при такой структуре энергобаланса достичь этого крайне сложно просто в силу инерционности энергетического сектора. Когда у вас газа 53 %, отказаться от него, сократить его долю крайне сложно просто в силу внешних условий.
Про Россию я не буду подробно рассказывать. Я думаю, стоит остановиться подробней на странах Азии. Опять та же история: стабилизация спроса на первичную энергию со снижением его в абсолютных величинах спроса на нефть, крайне медленный рост энергопотребления, сохранение высокой зависимости от импорта углеводородов и, наверно, самый низкий в мире уровень энергоёмкости. Я думаю, пример Японии – это та страна мира, где мы можем говорить уже о совершенно новой тенденции в снижении абсолютных объёмов первичного энергопотребления. Эта страна даже после 2025–30 года не выходит на докризисные уровни потребления, у неё снижается население, у неё очень быстро снижается энергоёмкость, и ей нужно будет всё меньше и меньше энергии.
Понятно, что последние события, которые произошли в Японии, сегодня упоминались разные оценки того, как это скажется на газовом рынке, – безусловно, выбывшие АЭС придётся замещать. Вероятнее всего, основная часть этого замещения будет происходить за счёт газа, который резко расширяет его рост. Но опять к вопросу о различиях между регионами. Япония и ближайшие соседи, развивающаяся Азия.
И вот Китай – наверно, самый лучший пример: колоссальный рост энергопотребления, на это уже более медленный рост, чем был до 2010 г. Посмотрите, уже практически какое-то замедление происходит. Но, тем не менее, насытить эту стремительно растущую экономику крайне сложно, огромная доля угля, и от этого уйти невозможно, никакая диверсификация, осуществляемая китайским правительством, с точки зрения возобновляемых источников газа и так далее, не в состоянии быстро покрыть вот этот разрыв между спросом и предложением. И, конечно, объём потребления ресурсов в Китае не очень сильно зависит от темпов роста экономики. Изменение предположений относительно роста ВВП в Китае примерно на 1 % приводит вот к такому изменению результатов самих объёмов первичного энергопотребления, объёмов потребления угля к 2030 г.
По объёму потребления первичной энергии, вот эта дельта превышает суммарное энергопотребление Италии, Великобритании и Франции. Вот она, цена ошибки: 1 % ВВП поменяли – и пол-Европы по объёму потребления то ли прибавилось, то ли убавилось. А по углю это 1 % ВВП, дышащий туда-сюда – это суммарное потребление угля Европы, СНГ, Южной и Латинской Америки в 2030 г.
Конечно, когда мы говорим о прогнозировании, нужно понимать, что исходные предпосылки, от которых мы начинаем выстраивать все прогнозы, чрезвычайно важны. И в Китае это вообще критический фактор. А Китай сейчас становится критическим фактором для всей мировой энергетики просто в силу вот этих колоссальных объёмов. На самом деле Китай подпирает и Индия, которая тоже демонстрирует очень быстрые темпы роста энергопотребления, особенно на фоне стагнирующих стран ЕС. Ближний Восток – совершенно другая структура энергобаланса: примерно пополам нефть и газ, но при этом очень быстрый рост их потребления.
И основные тренды развития энергетики на Ближнем Востоке, энергополитика направлена на увеличение использования газа для замещения нефти, чтобы отправлять её на экспорт. И в связи с этим существуют очень большие сомнения в способности Ближнего Востока быть крупным поставщиком экспортёром газа на мировой рынок, потому что у них колоссальный рост внутреннего спроса, который надо удовлетворять в первую очередь. И он очень сильно зависит от темпов роста ВВП Ближнего Востока. Сколько ближневосточного газа выйдет на мировой рынок будет зависеть от того, с какой скоростью будет расти их собственная экономика. А учитывая низкие субсидируемые цены на газ в этих регионах, спрос растёт, конечно, очень быстро, потому что никаких стимулов энергосбережения нет.
И Африка – тоже такая зелёная широкая полоса возобновляемых источников, которые включают и на самом деле всё биотопливо, которое используется самыми архаическими способами, то есть это не от хорошей жизни такая доля возобновляемой энергии, хотя, естественно, там предполагается очень большое использование солнечной энергетики, просто климатически условия этому благоприятствуют. Тоже совсем другая история. Регион находится совсем на другом этапе своего развития.
В заключение тот вывод, к которому мы приходим – это то, что каждый регион уникален в плане энергетического развития, и мы видим очень сильные изменения в соотношении между развивающимися странами и развитыми странами, баланс сил, расклад между этими игроками меняется в ближайшие 20 лет, соответственно меняется вся карта поставок. Вот эти направления поставок нефти, газа, угля – они радикальнейшим образом должны измениться для того, чтобы этот прирост спроса в развивающихся странах удовлетворить. То есть это новые транспортные коридоры, это новые маршруты, это другие условия торговли, потому что они не готовы автоматически импортировать те условия к торговле уровня цен, условия контрактов, которые существуют в развитых странах. И, конечно, очень существенный рост использования нетрадиционных нефти и газа оказывает очень сильное влияние на энергопотребление каждого региона, приоритетов энергетической политики стран данного региона, которые на самом деле тоже могут не всегда совпадать, и высокая неопределённость, связанная с экологией, с мерами по снижению выбросов СО2, то, что вы видели – основной прирост энергопотребления развивающихся стран, которые, в принципе, в целом не готовы поступаться своими темпами экономического роста ради реализации зелёной идеи. Как будет этот баланс интересов развиваться дальше, очень сильно отразится на всей мировой картине, мировой корзине отдельных видов топлива.
На этом я позволю себе закончить, и ещё раз призываю интересующихся скачивать этот прогноз с сайта нашего института. Будем рады любым откликам. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Татьяна Алексеевна, спасибо большое. Я хотел бы представить следующего докладчика – это профессор Государственного университета Высшей школы экономики Григорьев Леонид Маркович. Но Леонид Маркович у нас не только профессор этого уважаемого учебного заведения – он у нас заместитель генерального директора, научный руководитель Российского энергетического агентства. Тема его выступления: «Энергетика. Влияние Фукусимы и Ливии». Тема очень интересная.
Л.М. Григорьев. Вы знаете, мы с Татьяной Алексеевной путешествуем по миру. У нас с ней графики… интересно, буквально один и тот же объект. Выводы примерно схожи, графики совершенно разноорганизованные. То есть выходит туда же – у неё колонки, кружки, а у меня всегда кривые. Это чуть-чуть забавно. Нет, я не буду показывать это самое, потому что если я покажу такую же порцию таких же результатов, но другими графиками, это уже будет просто вредно для слушателей. Запомните её графики. Мне легче будет, в случае чего, пройтись по ним, чем показывать заново новые. Но я немножко, чтобы не дублировать информацию, перестроился на ходу. Я всё-таки третье поколение в преподавательстве – у меня дед был преподавателем математики в гимназии до революции. Мы учим в этой стране безостановочно, по-моему, 115 лет в семье. Мне легче сманеврировать текстом, чем мучиться со своими графиками.
Я остановлюсь на нескольких вопросах, связанных с её выступлением, дополню его, а потом уйду в обещанную Ливию с Фукусимой.
О том, как строились до недавнего времени мировые прогнозы. Когда мы начали заниматься этой проблемой в середине 2000-х гг. всерьёз, мы обнаружили поразительную вещь.
Американское информационное энергетическое агентство даёт, условно, для Китая рост вперёд на 20 лет 6 %. Рост энергоэффективности там, скажем, в районе 3 %. Рост потребления энергии в долгосрочном плане – 3 %. Вот это просто – 6–3–3. Смотрим, что даёт МЭА (Международное энергетическое агентство): оно даёт рост 7 %, экономия – 4, чистый рост – 3. Мы стали проверять, и выяснилось, что скрытый картель международных полугосударственных и государственных организаций, которые дают очень пёструю картину данных. Но если обратить внимание на прогноз чистого прироста потребления энергии в мире, то это один и тот же, там различия уже совсем несущественные, в долях в десятых, в сотых. Оказалось, что мы имеем дело с картелем.
Потом стали разбираться с европейскими прогнозами. Это вообще трагикомическая история, её надо понимать. (Я не знаю, здесь ли находится наш словацкий друг, ему тоже это будет интересно. Кстати, это издано. Я привёз книжку на английском. Я вёл сессию на десятилетие энергодиалога в Брюсселе несколько месяцев назад, и мы раздали это.) Что мы обнаруживаем? Ухудшаются отношения в Европе – конфликты украинские и так далее. Во всех европейских прогнозах увеличивается доля угля. Не в прогнозах – в сценариях. Исчезает газ. Что выясняется? Что тó, с чем мы имеем дело в Европейском Союзе в значительной мере – это не прогнозы, это сценарии, и прогнозисты ловко подстраиваются под сценарий. Если взять прогноз Мировой международной энергетической 2009 г. В 2009 г. уже всё знали про сланцевый газ, в 2009 г. уже более менее шёл кризис, уже все понимали, кризис уже шёл год. И вдруг оказывается, что уже в этом десятилетии до 2020 г. в мире резко возрастает доля угля, а распределение между нефтью, газом и углем внутри, выясняется, что по газу тренд плоский вперёд на 20 лет, резко увеличивается доля угля. Мы собираемся спасать климат или нет? Ведь технологии закапывания ССS нет. Она есть как изобретение, есть мелкие удачные эксперименты, один был неудачный. Я разговаривал с людьми, с фирмами, которые держат патент на эту технологию, они говорят: вот если нам дадут 750 млн. евро даром, 750 мы займём, будет полтора, мы инвестируем, построим предприятия (это они говорили два года назад), оно заработает в 2016 г. То есть к 2020 г. в лучшем случае заработают первые большие предприятия. Их пока не начали строить, ищут деньги.
Если мы всерьёз планируем спасение климата, то тогда мы должны от угля отходить к газу, по крайней мере. Если мы продолжаем увеличивать в прогнозах и сценариях уголь, а строительство угольных станций в Европе, сравнялось с газовыми, но тогда Европа вслед за Индией и Китаем при большом увеличении энергоэффективности на стадии потребления, строят угольные. Россия экспортирует в Европу не только газ.
Я для студентов МГИМО, пользуясь случаем, хочу напомнить некоторые вещи. Я их повторяю, потому что их должен знать каждый человек, который занимается в Европе, не только у нас, кто занимается энергетикой, должен помнить простые величины. Россия при населении 2,3 % примерно численности населения мира, и ВВП примерно в пределах 2,5 % мира, мы производим более 11 % первичной энергии в мире. 11–11,5%, как считать. Половину из этого мы сразу вывозим. Мы вывозим треть от угля, 100 млн. из 300. Мы вывозим 200 млрд. кубметров газа из примерно 600 (я округляю) и две трети нефти из 500 млн. тонн. Реальная зависимость Европы от нас по углю и нефти ничуть не меньше, чем по газу, по долям. Там просто газ – вот труба, смотришь на эту трубу, и на неё смотреть страшно. А уголь и нефть везут по кускам, и как-то это незаметно. Мы вывозим в Европу до 6 % мировой первичной энергии. Это больше двух объёмов потребления Германии. Германия потребляет 2,8 % мировой первичной энергии. Это совершенно немыслимая величина.
Мы рабы этой энергетической машины. Мы её никогда не делали в этой России ни из каких-либо политических или экономических соображений. Они построены советскими людьми когда-то, были какие-то советские люди, хотя они приехали на нашу родину, тут что-то понаделали и куда-то делись, оставили нам эту машину, и мы теперь её смазываем. Правда, она приносит деньги, но эти деньги мы тратим на её смазывание.
В мире в целом на энергетику, как уверяет Международное энергетическое агентство, тратится на инвестиции в энергетику примерно 1 % ВВП. Россия тратит больше 4 % ВВП на инвестиции в энергетику со всем: с трубами, с электричеством, полностью в энергетику. Мы тем самым при норме накопления ВВП 21 % сейчас минус 4 у нас на всю модернизацию, жильё, инфраструктуру и даже на эти нанотехнологии, которые никто не знает, как разглядеть, остаётся 17. Мы очень мало инвестируем в собственную модернизацию, потому что мы непрерывно тратим деньги на смазывание этой машины.
Но тогда мы оказываемся в ситуации не просто зависимости от энергомашины, а нам совсем плохо получается. Мы сначала добываем всю эту нефть, мы её вывозим, потом то, что мы от неё получаем, мы предыдущие 10 лет ещё и вывозили в виде сбережений, мы не реинвестировали в 2000-х гг. доходы от нефти. Надо понимать, что серьёзная проблема. Дальше у нас 40 % бюджета – это нефтяная рента (не газовая – нефтяная). Поэтому мы должны понимать, что ситуация с энергорынками, проблема стабильности – это жизненно важный вопрос для страны, и мы должны сами, если Европа и весь мир хочет уйти от энергозависимости – отлично, мы тоже должны думать, как мы уйдём от энергозависимости, но для нас это гораздо сложнее, чем для остального мира, нам гораздо труднее избавиться от нефтяной зависимости, чем для остального мира. Мы можем кое-что делать через модернизацию энергосектора, потому что он достаточно высокотехнологичный.
Поэтому когда происходят события типа ливийских или фукусимских, надо посмотреть, а на что мы рассчитывали перед этим. Пока мы всем этим занимались, на что мы рассчитывали? Два года назад я выступал в ИМЭМО и говорил, что во время кризиса и восстановления мировой экономики коридор продержится примерно 70–90 долларов за баррель. И два года он стоял до Египта. Почему 70–90? Это надо понимать. Потому что время от времени приходит потребитель и говорит: «Нет, дороговато», и газ дороговат, когда его от 70–90… Это ещё хорошо отделались. Конечно, если бы был совсем свободный рынок, без ОПЕК, то нефть осенью 2008 г. уже упала до 30–40. Но у вас, дорогие товарищи, и потребители, и транзитёры, и производители, нет возможности больше жить год–два при 30–40, потому что тогда действительно потом будет 200. Взлёт цен в 2000-х гг. за 100 есть результат недоинвестирования в течение 15–18 лет. С 1986 по 2002 г. нефть стояла на 20, в среднем 20 номинальных долларов за баррель. Так 18 лет никто не инвестировал толком, ничего же не построили. За это время, правда, не построили ни атомных, ни НПЗ в мире, ничего не строили. А было бы порядочно нефти, потом Советский Союз накрылся и выбросил ещё огромное количество нефти. Было замечательно. Вместо того, чтобы потреблять всё самим, мы выбросили на рынок. Не надо было ничего строить, готовые остатки от советской машины.
Что можно сделать за цену меньше 70 долларов в нефтегазовой отрасли? Да вообще ничего. Никто не будет бурить. Вы посмотрите кривые бурения. Стоило нефти упасть до 30 долларов – и прекратили бурить, причём именно в Северной Америке. В том числе раз дешёвая нефть, то какой нужен сланцевый газ, если нефть 30 долларов? Да не было бы никакого сланцевого газа, если бы не было 30 долларов. Это 30 долларов за баррель, и бурение падает вдвое в Северной Америке. Вот это реально свободный рынок. Ничего никто не будет бурить, никто не будет инвестировать. Зачем это надо? Бразильская нефть нерентабельна – ниже 70 долларов. Никаких оффшорных бурений меньше 70 вообще быть не может. 70–90 долларов – это некий скрытый фактически политический консенсус в мире между потребителями и производителями: давайте жить в этом коридоре, не трогать друг друга, и тогда вот здесь будут бурить, здесь производить, и по возможности уйдём от больших колебаний.
Но в России была засуха, Россия прекратила экспорт зерна, Египет не смог субсидировать импортное зерно, более дорогое, поскольку из России покупали дешевле, и там начались бунты. Не исключено, что мы косвенно участвуем в египетских бунтах через эмбарго на экспорт зерна. Такая фантастическая вещь. Но если б кто знал… Так, оказывается, есть просто краник, там кто-то немедленно восстал, и нам в голову не приходило. А у нас эта засуха, я напомню, бывает раз в 40 лет, потому что в Москве роза ветров, очень интересно, 10 месяцев в году ветер идёт с Карпат и 2 месяца – январь и февраль – с севера, а так юго-запад. И мудрый Госплан запретил строительство промышленности на запад и юго-запад от Москвы. У нас на сотни километров же леса, поэтому Москву продувает. Поэтому мы не в Мехико и не в Анкаре живём, если кто понимает. Но раз в 40 лет приходит антициклон из Казахстана и встаёт. Это было в 30-м году, и тогда была засуха, кстати, во время коллективизации, это 1930 г., голодомор – частично это ещё и засуха; это 1972 г., кто жил достаточно долго, было очень неприятно. Не так жарко, но очень неприятно. Почему? Кондиционеров не было в Советском Союзе в 1972 г.
В этой ситуации, естественно, начинается цепная реакция в арабском мире. Теперь Ливия.
Ливия действительно даёт небольшую долю нефти и газа – примерно 1 млн. баррелей в Европу, чуть больше, лёгкая нефть. Но учтите, что это низкосернистая нефть, и заменить её можно напрямую только саудовской, потому что из неё делали, вообще говоря, дизель для траков и керосин для самолётов, то есть там ещё возникает проблема очистки. Но по объёму 1 млн. заместить легко. Примерно миллиона 3–4 запаса баррелей есть в мире. То есть сценарий разбалансировки нефтяного рынка: первая стадия эскалации – это страх от египетских событий, и начинается нервотрёпка, цена подскакивает; второе – выпадает 1 млн. баррелей, его надо заменить, все контракты переложить, оттуда перевезти. Это серьёзная проблема – 1 млн. баррелей, но, слава богу, в Средиземном море, близко. Правда, иметь Ливию в таком состоянии почти между Йеменом и Сомали, не где-то там, за арабским рогом, а прямо тут, под Италией – это ещё то удовольствие, мы ещё нахлебаемся всем этим делом, это ж только начало. Все арабисты сейчас говорят: «Ой, мы теперь вам всего расскажем, как будет дальше». Вы найдите арабиста быстро и проведите лекцию, он вам расскажет, как это будет всё здорово. Для тех, кто не понимает, расскажу, что король Идрис был из района Бенгази, племена Киренаики всегда были бедные, а теперь бедные племена идут на богатые, а Триполитания всегда была богатая ещё с турецких времён, да она рядом с Италией, и так далее, и так далее, и поехали. И этот пат – он внутренний пат. А кто будет добывать?
Теперь второе. Предположим, ещё выпала какая-то страна. Значит, пока выпадает в пределах 2–3 млн. баррелей, это замещаемо, а потом начинается баланс на рынке, и тогда это ситуация 2005, 2007 г., когда финансовые спекулянты включаются и начинают царствовать. Но сценарий с выпадением ещё больше, он не хочется даже рассматривать, это уже кризис…
Несколько пунктов. Первое: пока не выпало ещё 2–3 млн. баррелей в условиях медленного подъёма, нам ничего не грозит особенно, но коридор сдвинулся в район 110, за что большое спасибо Каддафи, а также британской авиации с налётами на нефтепромыслы, от товарища Кудрина, он просил передать – он сбалансирует бюджет.
Второе. По Китаю. Это важный момент. У них, конечно, очень тяжело, им надо решать проблему энергоэффективности. Прирост потребления электричества Китая в 2010 г. – 13 %. Они по-прежнему в двузначных цифрах, и это серьёзная проблема, у них ещё вся экономия впереди.
Третье – климат. Вариант МЭА – 450, при котором мы сохраняем температуру планеты, которая была до Октябрьской революции, требует специальный сценарий поверх референтного сценария ещё 230 Гигаватт атомных мощностей. Какие 230? Их никогда не было. В какое место вы это поставите? Как вы это будете охранять? Кто там будет работать? Главное же, нет этих кадров. Чтобы поставить станцию через 10 лет, вы сейчас должны загнать толпу флегматиков в эти институты, потому что у атомной станции надо жить… это только флегматики могут. Мы, холерики, там не работаем. Дальше. Кадров нет, оборудования нет, мест нет, с топливом тоже проблема. А тогда как? Тогда газ. Тут приходит Константин Симонов и всем объясняет, что это значит.
И последнее, ещё раз по цене по нефти. Я пропустил один пункт, очень важный опять для арабистов. В случаях, когда у страны 90 % доходов – нефть, то путём несложных вычислений легко обнаружить, что экспорт нефти, ВВП и госрасходы – это почти одно и то же. Но тогда не имеет никакого значения, какова стоимость добычи нефти. Минимальная экспортная цена нефти для моностран арабского типа, особенно демократических монархий, потому что понятно, что Каддафи… Алжир – там тоже демократия такая, которую мы никто не трогаем, а там тоже у них очень сложно с выборами, как бы не пришлось бомбить. Так вот, минимальная цена нефти достигается очень просто: это размер государственных расходов, делённый на число баррелей экспортированной нефти. Для Ливии это примерно 80 долларов.
Спасибо. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Спасибо. Я хотел бы представить следующего докладчика – международный консультант, в течение длительного времени исполнительный директор Глобального энергетического форума, сырьевого форума Рубен Оганесович Инджикян. Тема его сегодняшнего выступления: «Тенденции и взаимозависимость сырьевых рынков». Пожалуйста.
Р.О. Инджикян. Спасибо большое, господин Салыгин. Приятно возвращаться в Альма-матер, где, кстати, меня готовили как арабиста. Но я не буду рассказывать на арабские темы. Леонид Маркович всё очень так живописно вам рассказал. Я, скорее всего, обращу ваше внимание на следующую тематику, а именно что энергетика является часть более широкого мирового сырьевого вектора. Как правило, люди общаются на тему трёх сырьевых секторов раздельно: энергетики обсуждают свои проблемы, производители металлов и минералов – также свои проблемы, естественно сельскохозяйственные производители – они также общаются между собой; и лишь иногда через биотопливо или другие темы возникают вопросы взаимосвязи различных секторов сырьевой экономики.
Конференция ООН по торговле и развитию ЮНКТАД, который был создан в 1964 г., одна из причин создания этой организации была роль стран экспортёров сырья в мировой экономике и в международной торговле. Её создатель Рауль Пребиш, аргентинский экономист, есть такая теория Пребиша-Зингера, утверждал, что в долгосрочной перспективе они всегда являются проигравшей стороной в мировой торговле по отношению к производителям готовых изделий из-за ценообразования на сырьевые товары. Так вот одна из основных тем, объединяющих всех сырьевиков – это ценообразование на сырьевых рынках. И это тема, которая была центральной в обсуждении ЮНКТАД в 70, 80-е гг., но только на межгосударственной основе, где только дипломаты обсуждали эту тему. Она ни к каким результатам не привела. ЮНКТАД создал общий фон по сырьевым товарам, который не играл экономической роли, то есть не старался стабилизировать рынки сырья. И таким образом, это как-то кануло в лету.
В прошлом десятилетии, когда начался так называемый суперцикл сырья и в Китае другие возникающие экономики стали основными потребителями и стали забирать основной рост поступления сырья на мировые рынки, и, как указывалось в результате, недоинвестирование во многих сырьевых секторах, и особенно нефтяном секторе началось резкое повышение цен. Особенно история повышения и падения цен в 2008 г. стала одной из основных тем мировых экономических дебатов о том, что же определяет такое движение цен – спрос и предложение или некие другие факторы, усиление роли деривативных инструментов и финансовизация сырьевых рынков и роль спекуляции. До сих пор этот вопрос остаётся открытым, но, по-видимому, даже в западных странах, где основной регулятор фьючерсных сырьевых рынков – это CFTC – они начинают усиливать регулирующее начало на рынках, и руководители сырьевых бирж выступают достаточно критически к этому вопросу, но они соглашаются с регуляторами в том, что в то время как они регулируют функционирование сырьевых рынков, которые регулируются, внебиржевая торговля фьючерсными контрактами остаётся вне зоны регулирования, и, может быть, проблема этой волатильности и лежит, и что нужно улучшать транспарентность и регулировать эти рынки.
В ЮНКТАД мы начали собирать Глобальный сырьевой форум, но не в формате межгосударственных переговоров между дипломатами, которые ни к чему не приводят, а в формате созыва всех заинтересованных сторон: политиков-регуляторов, руководителей компаний, экспертное сообщество. И, кажется, это работает, потому что в первый раз было более 500 человек, второй раз в январе, 31 января и 1 февраля собралось около 700 человек во Дворце нации, и очень серьёзно обсуждали следующие темы: нестабильность сырьевых рынков и волатильность цен и корреляция динамики цен между многими сырьевыми рынками, состояние мировой статистики по производству и распределению запасами потребления сырья.
Кстати, лидерами в этой области являются нефтяники, потому что существует организация, о которой я так и не услышал ни позавчера, ни вчера, ни сегодня, но я вам скажу, что кроме ОПЕК и Международного энергетического агентства существует Международный энергетический форум со штаб-квартирой с Эр-Рияде, который был создан несколько лет назад и который начал очень интересную инициативу JODI – Joint Oil Data Initiative, которая ставит своей целью улучшение состояния статистики в области, чтобы мы знали, сколько в мире производится нефти, и сколько запасов находится, и сколько потребляется. Потому что рынки утверждают, что они раскрывают цены, но они раскрывают цены на основе неполной информации, то есть, таким образом, не происходит реального раскрытия цен. Раскрытие цен может происходить только в случае достаточно полной информации. И вот это преодоление информационной асимметрии является одной из важнейших задача для сырьевых рынков. И мы надеемся, что вот этот опыт JODI, сейчас начинается газовый JODI, и в других сырьевых рынках также начнут более серьёзно кооперироваться страны в области сбора информации о состоянии производства и потребления сырья. И таким образом, может быть, можно будет создать некие системы более раннего оповещения против спекулятивных ценовых пузырей и достаточной санации этих ситуаций, связанных с излишними инвестициями на стадии бума и недостаточным уровнем инвестиций на фазе спада.
Предыдущее выступление показало важность отслеживания долгосрочных тенденций в их сравнении, и лучшее состояние статистики поможет и улучшить состояние, мне кажется, прогнозов.
И, наконец, большой блок вопросов – это совершенствование методов и институтов сырьевой политики в странах экспортёрах сырья и преодоление сырьевой зависимости путём превращения сырьевого сектора в мотор для развития и диверсификации и модернизации экономики. Я не буду останавливаться на этом, это самые очевидные факты, но основной раздел идёт в странах, которые являются производителями минерального сырья, там проблемы голландской болезни и так называемого ресурсного и сырьевого проклятия, и сельскохозяйственные страны, где в основном речь идёт о повышении производительности труда и модернизации в сельском хозяйстве. И все эти темы, мне кажется, актуальны для России, потому что она является и производителем энергетики, и металлов, и минералов, и достаточно потенциально мощным производителем сельскохозяйственного сырья. Мы считаем, что Россия должна стать одним из важнейших участников Глобального сырьевого форума, который, мы надеемся, станет ежегодным собранием во Дворце нации в Женеве и будет также развиваться в сторону организации региональных форумов Глобального сырьевого форума, и будем надеяться, что в Москве или в Санкт-Петербурге каждые 2–3 года будет иметь место вот такой региональный форум.
Спасибо за ваше внимание. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Спасибо. Следующий докладчик – заведующий кафедрой мировой экономики международных отношений Дипломатической академии Министерства иностранных дел Российской Федерации Щербанин Юрий Алексеевич. Тема его выступления: «Транспортировка сжиженного природного газа. Некоторые вопросы политики и экономики».
Ю.А. Щербанин. Уважаемый председатель, уважаемый президиум, уважаемые участники конференции! Я, во-первых, хотел бы сказать, что в целом конференция удалась, организована, на мой взгляд, хорошо. Тем не менее, хотел бы буквально полторы–две минуты уделить следующим вопросам.
Конференция называется «Глобальная безопасность», и большинство выступающих сосредоточились на характеристике таких процессов, которые не очень пока нами осязаемы: Ливия, Япония. И в части, касающейся энергетической безопасности России, было выступление представителя «Газпрома», которое, на мой взгляд, было не вполне удачно. Оно называлось «Энергетическая безопасность России», а человек рассказал про нефтепроводы, газопроводы, которые есть, и в чём суть энергетической безопасности России – я так и не понял.
Мне показалось, что интересно было бы послушать, скажем, отношение в части, касающейся энергетической безопасности этого Российско-норвежского Договора. Разговор шёл, но он как-то шёл вокруг да около, и я не уверен, что аудитория поняла, какова выгода России от этого Договора. Вот отдали месторождение – где плюсы? где минусы? К сожалению, это тоже не прозвучало.
Выступал представитель Словакии и сказал, что в Словакии стали сомневаться относительно России как поставщика. А это влияет, если стал кто-то сомневаться относительно России как поставщика, на нашу энергетическую безопасность? Ведь дело не только в том, что у тебя есть что продать, а как продать и куда продать. Поэтому я думаю, что в части, касающейся энергетической безопасности именно России, наверняка мир организует ещё или круглый стол, или семинар, где можно было бы посмотреть, как это складывается в современной системе координат.
Я в своём выступлении хотел бы вкратце сосредоточиться на транспортировке сжиженного природного газа, поскольку это также является альтернативой в том числе и в части, касающейся энергетической безопасности не только наших стран, но и других стран. Мы видели на слайде представителя Газпрома, что у нас пока что сжиженный природный газ будет развиваться в тех масштабах, в которых они сейчас есть, эти установки, только на Сахалине. Больше, я так понял исходя из слайда, Россия пока в этом сегменте тренироваться не будет.
Ведущие производители природного газа, наверняка вы эти данные знаете. США, Россия, Канада. Здесь вы видите крупнейших потребителей. Кстати, очень любопытно с точки зрения энергетической безопасности: вы видите, Соединённые Штаты являются крупнейшим импортёром газа, но для меня как немного понимающего в части, касающейся транспортировки, конечно, хотелось бы своими глазами взглянуть, как американцы импортируют 600 млн. тонн нефти через свои нефтеналивные порты. Это, конечно, огромное количество, и как там складывается логистика, прокачивающие мощности – это, видимо, сюжет для очень хорошего кинофильма.
Я хотел бы обратить внимание, что почти из 3-х триллионов кубометров газа, сколько добывается в мире, на экспорт поставляется в разные годы, с 2007 по 2009 г. эти цифры варьировались от 881 млрд. до 928 млрд. кубов, при этом на международный рынок поставлялось сжиженного природного газа от 226 до 242 млрд. кубометров, и 553 до 660 млрд. кубометров трубопроводного газа. Таким образом, доля поставляемого на экспорт природного газа в общем объёме добычи составляет примерно 29–30 %, а доля сжиженного природного газа в общем объёме экспорта природного газа выросла с 21 % в 1998 г. до 27–28 % в 1999 г. Таким образом, поставки сжиженного природного газа на мировой рынок продолжают увеличиваться.
Что этому способствовало? Какие были созданы условия или технологии для того, чтобы эти поставки осуществлялись?
Во-первых, надо отметить, что продолжалась очень большая технологическая и техническая работа для роста поставок сжиженного природного газа в мире. Почему? Дело в том, что мирового рынка природного газа как такового не существует, потому что нет возможности доставить его в любую точку любому потребителю. Этот рынок делится, в общем-то, на региональные рынки. Поэтому возникла задача – как с помощью существующих технологических систем доставлять газ если не в любую точку мира, то, во всяком случае, диверсифицировать поставки. Надо сказать, что в 1998 г. только 14 стран могли импортировать сжиженный природный газ, в 2010 г… ещё нет статистики по прошлому году, но число таких стран должно было увеличиться практически в два раза; но, я ещё раз повторяю, пока статистики нет.
Надо отметить, что за прошедшие годы, особенно с 60-х по 90-е годы резко сократилась стоимость средних капиталовложений на строительство одной установки по сжижению газа с 550 долларов на тонну в год до менее 200 долларов на тонну в год в начале 2000-х годов. Вообще вся технологическая и логистическая цепочка по сжиженному природному газу достаточно простая, но стоимость её высока: добыча, установка по сжижению газа около морского порта, транспортировка, затем дегазификационная установка в порту приёмки и поставка потребителю.
В среднем цены, которые существовали на сжиженный природный газ, были выше, чем цены на трубопроводный газ, тем не менее, этот бизнес продолжается и развивается. Говорить о том, что будет продолжаться ещё долго эра трубопроводного газа, можно, это будет, но будет постоянно развиваться и данный сегмент.
В настоящее время, в мире работает 325 крупнейших газовозов, причём эти газовозы в настоящее время могут перевозить до 250 тыс. кубов газа в сжиженном виде, при этом уже созданы и спущены на воду 15 новых газовозов типа Q-Max, которые могут перевозить 265 тыс. кубометров газа. Снижается стоимость строительства этих судов. Как, наверно, всем понятно, известно, основные самые высокотехнологичные суда для перевозки сжиженного газа производится на стапелях Южной Кореи. Интересно, что за последние 15 лет этим делом занимается компания Samsung, за последние 15 лет вместимостью 140 тыс. кубов снизилась на 40 %. Представляете, даже в условиях, когда росли цены на металл, Южная Корея, южнокорейские судостроители снизили себестоимость газовозов на 40 % за 15 лет. Это очень большая цифра.
Сейчас очень хорошо просчитана экономика доставки сжиженного природного газа. 140 000-кубовое судно рентабельно на дистанции 5,5 тыс. километров, а 200 000 и более кубов уже можно возить рентабельно, то есть на продуманных скоростях – 22–23 узла – на расстояние до 15 тыс. километров. Конечно, никакой газопровод на 15 тыс. километров строить никто никогда не будет.
По расчётам нашей компании, в России этими перевозками занимается компания Совкомфлот, она обслуживает Сахалинский проект, по их расчётам, рентабельна перевозка сжиженного природного газа на расстояние свыше 3800 км. То есть до 3800 км – на это расстояние можно строить, и вполне рентабельно, газопровод, а расстояние свыше лучше обслуживать уже судами.
В прогнозах специалистов по сжиженному природному газу и вообще по газовому рынку отмечается, что Российская Федерация и страны бывшего Советского Союза, тем не менее, при всей притягательности этого бизнеса сжиженного природного газа, тем не менее, будут специализироваться и далее на трубопроводах. Почему? Потому что очень велика дистанция до ближайших портов, и, конечно, для развития сжиженного природного газа это достаточно критический момент.
На строительстве газопроводов будут специализироваться компании в Северной Америке и в Южной Америке в рамках межрегиональной торговли. Северная Африка и юг Европы, имеется в виду Средиземноморский юг Европы здесь будут специализироваться также на подводных газопроводах, но будут развивать СПГ транспортировки на Соединённые Штаты и на ряд стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Ближний Восток вообще будет продолжать свою специализацию на поставку сжиженного природного газа в страны ОЭСР в Европу, в Азиатско-Тихоокеанский регион, на Северную Америку. Но вместе с тем Ближний Восток намерен отстраивать систему трубопроводов на Иран, Турцию и Пакистан.
Это прогнозы. Сбудутся, не сбудутся – но так говорят специалисты.
Я полагаю, что у нас в Российской Федерации ситуация предельно проста. Сегодня представитель «Газпрома» её обрисовал. Это «Южный поток», «Северный поток», возможно газопроводы на Иркутск, Красноярск, на Китай, и пока ещё вот это единственное место – «Сахалин-2» – проект, где Россия участвует в поставках сжиженного природного газа.
Бизнес дорогой, бизнес удачный. Могу вам только сказать, что у моряков ценится… моряки считаются белая кость – это те, кто работает на газовозах, на контейнеровозах и на супертанкерах, а чёрная кость – это те, кто перевозит уголь и серу. Вот и всё. Спасибо. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Юрий Алексеевич, спасибо большое. Следующий докладчик – профессор Дипломатической академии МИД Росси Пётр Иванович Толмачёв: «Технологический аспект безопасности инфраструктуры энергетики». Пожалуйста.
П.И. Толмачёв. Спасибо большое, Валерий Иванович, за предоставленную возможность прежде всего выступить перед таким компетентным форумом. Я не разделяю мнение Урбана Руснака, который сказал, что наличие здесь студентов является неполноценной аудиторией. Я отдаю себе отчёт, что здесь сидят дети собственников и собственники компаний и корпораций топливно-энергетического комплекса или завтрашние топ-менеджеры этих компаний. И поэтому мне особо доставляет удовольствие поделиться своими какими-то наблюдениями. Это во-первых.
Во-вторых, я хотел бы продолжить то, что сказал Юрий Алексеевич Щербанин относительно некоторых тезисов, которые здесь прозвучали. Я хотел бы отдельно поблагодарить госпожу посла Марию Рамос, которая здесь затронула наиважнейшую проблему, которая, к сожалению, не получила развитие – соотношение экономики и политики в обеспечении топливно-энергетической проблематики в безопасности, сколько должно быть экономики, сколько – политики и что чем движет. И вот здесь однозначных ответов нет. Дело в том, что, с моей точки зрения даже экономическая наука, особенно российская и стран с переходной экономикой, не в состоянии освоить эту проблематику по определению. Я думаю, что ни для кого не секрет, если вы откроете исследования, то там даже встретите такие перлы типа «ресурсного проклятия», и маргинальные экономисты используют её налево и направо. Никакое это не ресурсное и никакое это не проклятие. Просто страна захеджировала свои риски этим сектором, и она вполне комфортно себя чувствует, проходя те или иные колебания. Другое дело, что эффективность этого ресурса ещё неадекватно оценивается.
И то, что сказал профессор Щербанин относительно «Газпрома», у меня тоже к нему была бы масса вопросов, но я Павла Валерьевича не стал спрашивать, памятуя о регламенте. Но когда мы оцениваем безопасность топливно-энергетического комплекса и отдельных его составных структурных подразделений, в том числе и «Газпрома», вопросов более чем достаточно, и они, исходя из корпоративных стратегий умалчивают.
Что я имею в виду? Вот сегодня здесь демонстрировал и профессор Вылегжанин карты. Ни у кого не вызывает сомнения, что основные ресурсы сосредоточены в области Арктики. Арктика – это не тот регион, который является северным АГРИП, это неадекватно, там издержки совершенно другие добычи, транспортировки и всего, что с этим связано.
Я хочу вам рассказать (у меня на сайте, на страничке была эта публикация), что делает «Газпром». Ещё в советское время были допущены колоссальные просчёты в создании материальной базы добычи газа. Если вы бурите на Аляске, то вы увидите, если когда ты летишь, там пробиты сваи и проложены трубопроводы для газа. Что сделано в Российской Федерации? Прокопаны траншеи и проложены коммуникации, трубы. Что такое труба в вечной мерзлоте? Когда турбина разгоняет газ, он нагревается до 70 градусов. Вот эта, по сути дела, вечная мерзлота оплавлена вокруг этих труб, и мало того, что она оплавлена, там ещё есть такие бетонные дюки, которые не дают ей как бы вибрировать этой трубе. И эта труба находится в агрессивной трубе. Загляните в статистику. Износ основных фондов «Газпрома» – 70 %. Какая безопасность?! О чём мы можем говорить о безопасности, когда воспроизводство основных фондов в данный момент, по сути дела, абсолютно отодвинутая проблема, её обсуждение отодвинуто на задний план. Дискуссия, которая здесь развивалась, Урбан говорит о том, что если только отнять кусочек квоты из этого трубопровода, то мы как бы теряем, Украина теряет, и вообще наступает караул. Использование на 100% мощностей трубопроводного транспорта – это преступление. Согласитесь, как можно поменять задвижку, как можно поменять другие составные участки и так далее? Нигде в мире не существует 100% использования основных производственных фондов. Это азбука экономики. Создавать, диверсифицировать, и, естественно, надо воспроизводить основные производственные фонды, и не только основные фонды, но и производственный аппарат, всю инфраструктуру, энергетику, и т.д. и т.п.
Более того, я хотел бы ещё затронуть здесь одну особенность, связанную вот с чем: при каком износе требуется немедленный пересмотр естественных источников финансирования. Источников финансирования два. Природоресурсная рента. Где она? Надо опять поставить вопрос. И второй вопрос – это ускоренная амортизация. Каковы коэффициенты амортизации? За счёт чего ремонтировать? И кто должен нести солидарные обязательства по финансированию воспроизводства основных фондов? Почему мы должны платить как производитель этих энергетических ресурсов из своего кармана?
Я с удивлением обнаружил, Валерий Иванович, что здесь отсутствует господин Фалькаш, известный предприниматель в области электроэнергетики. Так вот опыт проведения реформы электроэнергетики в Российской Федерации показал, что она провалилась полностью, о чём сделано заявление Президентом, Премьер-министром, Министром энергетики о том, что инвесторы не выполняют своих обязательств по строительству генерирующих мощностей, ремонту, и так далее, и тому подобное. Они должны выполнять свои обязанности не только по строительству дополнительных генерирующих мощностей, но и по капитальному ремонту. И такие положения, и такая ситуация не только в Российской Федерации. Фукусима, компания Enron в Калифорнии. Это трансграничные катастрофы. Они неизбежны, о чём сегодня говорил Миронов Николай Валентинович относительно создания международных механизмов регулятивных, технического регулирования. Эта проблема просто перезрела, и должна становиться во главу угла.
Ещё одна проблема. Понимаете в чём дело, в настоящий момент очень просто происходит… вот если вы посмотрите, допустим беседует Премьер-министр с председателем «Газпрома», спрашивает: «А сколько вы ставите отечественного оборудования на мощности Газпрома?» Миллер, не моргнув глазом, говорит: «Почти 90 %». Врёт! Не ставят. Почему? Потому что тó оборудование, которое ставится, отстреливается ещё в проектных институтах, где Siemens проводит свою техническую и технологическую политику, и будьте уверены, что он в электроэнергетике в узле поставит свой трансформатор.
Есть в экономике понятие «опалесценция». Что такое опалесценция? Заведомая смерть товара. Ваша подвеска на вашем Мерседесе отъездит 5000 – её надо выкинуть целиком. Точно так же комплектующие рассчитаны на определённый ресурс, после чего их надо заменить. Если посмотреть целиком, все вот эти сделки государственных закупок, в том числе и корпоративных стратегий, не выдерживают никакой критики с точки зрения экономической целесообразности.
Более того, когда мы говорим об энергоэффективности в части экономии электроэнергии, её воспроизводства и производства, мы начинаем считать выключенную или не выключенную лампочку в подъезде. Абсурд и бред! Потому что вы знаете, сколько Газпром тратит на свои нужды? 40 % добытого газа. Корпоративное потребление Газпрома – более 40 %, чтобы крутить турбины, и так далее, и тому подобное. Это самая энергоёмкая отрасль. И никто это не считает.
Создание этих экономических механизмов, которые позволили бы снизить долю изношенного оборудования и создать нормальные условия воспроизводства, – они лежат в области экономической политики. Российская система бухгалтерского учёта всячески способствует, чтобы износ увеличивался. Почему? Изношенное оборудование выводится из баланса и за балансовые счета, оно не требует ни отчислений, ни начислений, ни налогов, и так далее. Это должна быть политическая воля.
Ещё раз хотел бы поблагодарить, конечно, за предоставленную возможность и интересную проблематику, которая здесь прозвучала. И мне кажется, что этот форум, несмотря ни на что, продолжает сохранять свой статус. Спасибо большое. (Аплодисменты.)
В.И. Салыгин. Спасибо большое, Пётр Иванович. Мы свою повестку дня исчерпали. Но есть возможность задать вопросы. Может быть, кто-то хотел бы выступить? У нас тут, по крайней мере, значительная часть докладчиков присутствует. Я так понимаю, что, наверно, все выступления, которые были, достаточно подробно были изложены те проблемы энергетической безопасности, и вопросы развития инфраструктуры, и вопросы, связанные с вопросами транспортировки энергоресурсов. Тогда я хотел от имени оргкомитета, от имени президиума поблагодарить всех участников. И надеемся, что мы будем в рамках энергетической политики и дипломатии продолжать активно сотрудничать. Спасибо |
